А потом грянуло новое бедствие, вернее, не грянуло, а червем просочилось в сознание из каких-то темных глубин. Слабый шепот, превратившийся в оглушительную уверенность. Гарри чувствовал, как она, эта уверенность, бьется внутри, и даже пытался ее побороть, пытался ей сопротивляться, но быстро сдался, смирившись с неизбежным. Он сделает это снова. Обязательно, неотвратимо. И как только он понял, что так и будет, пришла еще одна мысль: на этот раз все должно быть по-другому, иначе он не получит удовлетворения.
Гарри столкнулся с немалыми трудностями, пытаясь придумать, как все должно быть в следующий раз. Буквально две-три секунды раздумий – и его начинало подташнивать и даже легонько трясти. Вскоре он понял причину, по которой прошлый прием не сработает. Слишком мало личной вовлеченности. Нужен более тесный контакт. Да, вот и решение. Нужно больше личного участия. Непосредственного участия.
И вновь восторг предвкушения развеял внутреннюю напряженность, и Гарри почувствовал себя свободным. Но он уже понял, что нельзя слишком долго об этом думать, потому что от долгих раздумий ему снова делалось беспокойно.
Именно эта последняя мысль была самой пугающей, потому что касалась еще одного непреложного факта, который он вынужден был признать: когда возвращалась былая тревожность и порожденные этой тревожностью устремления, с каждым разом они становилась сильнее и настойчивее. Он знал, что нельзя поддаваться этим устремлениям, надо держаться любой ценой, иначе они его уничтожат. Вне всяких сомнений, их надо держать под контролем.
Когда все прояснилось и решение было принято, он почти сразу понял, где и как это будет в следующий раз. Он наблюдал за людьми, толпившимися у лифтов, и знал, что это случится в толпе. Но не в метро. С того дня он больше ни разу не спускался в метро.
Однако в городе есть много мест, где почти так же людно. Много мест под открытым небом. Стадион после матча. Много мест, да. Но лишь одно располагается по-настоящему в центре всего. Там всегда толпы, почти круглосуточно. Место, известное во всем мире. Идеальное место. Таймс-сквер.
нож. Очень длинный и очень острый. Надо будет пробить толстый слой зимней одежды, чтобы достать до тела. Все будет чисто и аккуратно. Под плотной зимней одеждой кровотечение не должно быть заметно. По крайней мере, не сразу. Какой-нибудь крепкий кухонный нож. Он его спрячет в бумажный пакет. Да, отлично придумано. Он спрячет нож. И никто ничего не заметит. Никто его не заподозрит. Это, наверное, должен быть кто-то высокий и крупный. Можно спрятаться у него за спиной. Никто ничего не заметит. Хотя нет… Не знаю. Может быть, это не очень удачная мысль. Надо бить выше. Как бы случайно столкнуться с кем-то, кто, допустим, идет мне навстречу. Целиться в сердце. Можно попробовать… Нет. Так не пойдет. Меня точно заметят. Даже если он будет совсем небольшого росточка, все равно придется поднять руку, чтобы сделать замах. Нет. Ничего не получится. В толпе особенно не замахнешься. Значит, короткий тычок. Если он будет совсем небольшого росточка, нож может просто царапнуть по ребрам. Надо бить аккуратнее. И пронзить с первого же удара. Нет возможности для маневров, нет времени прощупывать почву. Быстрый, короткий тычок. Сразу вглубь. Да, поглубже. Поглубже. Сразу и до упора. Ощутить, как расходится плоть. Теплая, мягкая. Как она дернется под ножом. Влажная. А потом совсем мокрая. Надо бить со спины. Выбрать кого-нибудь покрупнее. Лезвие в двенадцать дюймов как раз подойдет. Такой длины хватит любому. Под ребра. И вверх. Приналечь всем своим весом. Почувствовать, как напрягается пробитое тело. Стонет. Хрипит. Тяжело дышит и стонет. Да. Со спины. Быстрый удар. Сразу вглубь. Он услышит, как нож входит в плоть. До конца…