С выражением злобы на лице Браво поднялся из кресла:
— То, что вы сделали, выходит за рамки данных вам полномочий. Вы приняли решения, которые, как вам было известно, я бы не одобрил. Ваши действия стоили жизни двум людям, а Ченселор едва не погиб.
— Один из этих людей был убийца, — спокойно ответил Варак, — а судьба Роулинза была предрешена. Это было вопросом времени. Что касается Ченселора, то это я едва не погиб, спасая его. Мне кажется, я сполна заплатил за свое ошибочное решение.
— Ошибочное решение? А кто дал вам право его принимать?
— Вы, все вы.
— Существуют же определенные запреты, и вы понимаете это.
— Насколько я осведомлен, пропало больше тысячи досье, воспользовавшись которыми можно превратить страну в полицейское государство. Прошу вас помнить об этом.
— А я прошу вас помнить, что здесь не Чехословакия, не Лидице и не 1942 год. Да и вы — не тринадцатилетний мальчишка, который прятался среди трупов и убивал каждого, кто мог оказаться его врагом. Вас привезли сюда тридцать лет назад совсем не за этим.
— Меня вывезли сюда потому, что мой отец работал на союзников. И мою семью убили именно потому, что отец работал на вас…
Взгляд Варака помутился, и он не сумел сдержать слез — видимо, не ожидал, что разговор пойдет таким образом. Он вспомнил о солнечном утре 10 июня 1942 года — утре всеобщей смерти, о последующих ночах, когда он прятался в шахте, и о последующих днях, когда он, тринадцатилетний мальчишка, ставил крестики в стволе шахты, которые означали число убитых немцев. Ребенок превратился в убийцу. Так было до тех пор, пока англичане не вывезли его.
— Вам дали все, — сказал Браво, понизив голос. — Мы выполнили все обязательства, ничего ради вас не пожалели. Лучшие школы, все блага и привилегии…
— И все воспоминания, Браво. Не забывайте об этом.
— И все воспоминания, — согласился Мунро Сент-Клер.
— Вы неправильно меня поняли, — быстро проговорил Варак. — Я не ищу сочувствия. Я хочу только сказать, что все помню. — Он сделал шаг к столу. — Вот уже восемнадцать лет, как я плачу за привилегию хранить эти воспоминания. Плачу по доброй воле. Я — лучший агент Совета национальной безопасности, я найду наци в любом обличье, в какие бы одежды он ни рядился, и буду преследовать его. И если вы думаете, что существует разница между порядками Третьего рейха и тем, что пытаются насадить с помощью этих досье, то здорово ошибаетесь.
Варак умолк. Кровь бросилась ему в лицо. Хотелось кричать, но это было невозможно.
Мунро Сент-Клер молча наблюдал за агентом. Его злость постепенно угасала.