— Вам не следует бояться. Вы ведь никогда не боялись меня. Верьте мне, Филлис.
— О, молодой человек, вы не лучший представитель рода человеческого! — сказала она. В ее шепоте звучали горечь и презрение. — Вы убиваете… но деликатно.
— Это сущий вздор! Я хотел бы поговорить с вами. Но не здесь, здесь я даже не вижу вас.
— Я не буду включать свет.
— Теперь, по крайней мере, я вас слышу.
Мысли Питера вдруг вернулись к вселившим тревогу словам водителя такси. На улице стояла машина, и кто-то вел из нее за ним наблюдение.
— Ну хорошо, пусть света не будет. Может, все-таки присядем?
Вместо ответа она сверкнула глазами, затем отстранилась от стены. Через сводчатый проход он двинулся за ней в темную гостиную. В полоске света, падавшей из прихожей, он разглядел огромные кресла и диван. Она шла прямо к столу, стоявшему напротив дивана. Слышался только шелест ее юбки. Он снял пальто, бросил его на край дивана и сел. Полоска света из прихожей падала как раз на Филлис, и он хорошо видел ее лицо.
— Я хочу рассказать вам кое-что, — начал он. — Если у меня получится не совсем складно, то только потому, что мне еще не приходилось давать подобных объяснений. Я никогда не пытался анализировать то, что весьма спорно называют творческим процессом. — Он раздраженно повел плечами, так как терпеть не мог этого термина. — Я восхищаюсь вами.
— Очень мило с вашей стороны.
— Не надо, прошу вас. Вы знаете, что я имею в виду. Мой отец всю жизнь был журналистом. Когда мы встретились, вы произвели на меня большее впечатление, чем я на вас. Правда, тот факт, что вы хотели взять у меня интервью, показался мне подозрительным. Я воспрял духом, когда понял, что ничего страшного за этим не кроется и никакого отношения к моим книгам не имеет. Вы — часть чего-то очень важного, такого важного, чего у меня нет. Вы действительно поразили меня, и вечер получился удивительным. Я выпил слишком много, как и вы, но какое это имеет значение?
— Убивайте поделикатнее, молодой человек, — прошептала она.
Питер даже перестал дышать, сдерживая себя.
— Я провел время с замечательной женщиной. Если мое преступление в этом, то я виновен.
— Продолжайте… — Филлис закрыла глаза.
— В тот вечер я задал вам кучу вопросов о Гувере. В ответах ваших открылись такие вещи, о которых я понятия не имел. Ваш гнев был неистов. Была оскорблена ваша мораль, и вы говорили с таким негодованием, с каким никогда ничего не писали.
— Куда вы клоните?
— Это часть моего нескладного объяснения. В Вашингтоне я собирал информацию для своего нового романа. Несколько дней спустя я начал писать. Ваша ярость очень помогла мне, ведь это ярость женщины, сделавшей блестящую карьеру. Поэтому было вполне логично наделить один из персонажей подобными качествами. Так я и сделал. Вот и все мое объяснение. Вы подсказали мне идею образа, но вы не есть тот самый образ. Он — всего лишь вымысел.