(ДВ) Послушайте. Во-первых, за редким исключением, такой художник, как Майоль, не получает заказов. Это он решает создать памятник, который затем принимают или отвергают. Первая мировая война глубоко потрясла Аристида – и сильно мотивировала. Его сын Люсьен служил в авиации, Майоль боялся, что потеряет его. Памятники павшим – это не заказы, это результат его душевных посылов. Он даже намеревался дарить эти изваяния.
Памятник Бланки – да, это был заказ. И даже больше, чем просто заказ. Почитателями Майоля были в основном писатели, такие как Октав Мирбо, Анри Барбюс, Франсис Журден и Андре Жид, но и художники, например Морис Дени, которые группировались вокруг Клемансо. Возникла идея поставить памятник Огюсту Бланки, выдающемуся революционеру, который входил во все республиканские заговоры между 1830 и 1871 годами и лет тридцать провел в тюрьмах. В то время Клемансо был президентом «Общества друзей Огюста Бланки». И эти писатели и художники пришли к нему, и Клемансо, как и все тогда, хотел памятник с фигурой в сюртуке и цилиндре. Майолю сказали, что сначала должен высказаться президент. Аристид всегда был человеком робким: он устроился в уголке и целый час слушал рассказ Клемансо о Бланки, о жизни и свершениях которого Майоль не знал ровным счетом ничего. Наконец Клемансо поворачивается к нему и спрашивает: «А вы, господин скульптор, каким вы видите этот памятник?» – «О, я, господин президент, вижу очаровательную женскую попку!» И он получил заказ. Это – «Скованное действие», которое находится в Пюже-Тенье, где родился Бланки, а также в Тюильри. Да, это всегда было женское тело. Он говорил: «Когда я вижу девушку, я вижу под платьем мрамор».
(АЖ) Когда вы встретились с Майолем в середине 30-х годов, вокруг него ведь было множество людей?
(ДВ) После смерти Родена Майоль стал самым знаменитым скульптором века. Он был первым французским скульптором, то есть вообще первым скульптором. Был Пикассо и он. Вот два художественных полюса того времени. Майоль уже сорок лет купался в славе, и вокруг него были люди со всего света. Он устраивал приемы. У него был скромный дом в Марли-ле-Руа, который он построил сам. И в воскресенье утром он там принимал. Это нужно было видеть – кого только не было в его небольшом саду!
(АЖ) Когда люди говорили, что вы просто созданы для Майоля, он как-то реагировал на это? Сам Майоль так говорил?
(ДВ) Это нельзя было не заметить, это было очевидно. Я действительно была его живой статуей, его ожившей идеей. И это было очень здорово! Потому что Майоль был особенным человеком. Аристид не работал, как другие художники, он все делал наоборот. Он жил в своем воображении, а не в реальной жизни. Просто с натурщицей ему было бы скучно. Модель необходима в первую очередь, чтобы вдохновлять художника, а затем – чтобы проверять, все ли верно, как говорил Сезанн, «сверяться с природой». Когда модель делает неожиданное движение, художник должен понять и усвоить это движение. Но Майолю натурщики и натурщицы были не так уж и нужны. У него все было в голове, в его воображении. Он говорил: «Я – скульптор неосязаемого». Зачастую он работал с моделью, но, как только та уходила, все переделывал. Все делал по-другому! И, как правило, то, что он создавал в одиночестве, было намного более интересным. Потому что в конечном счете он воссоздавал самого себя.