нынешней территории Советского Союза.
Независимо от того, сохранится ли советская власть на какой-либо части нынешней советской территории, мы не можем быть уверены, что отыщем среди русских какую-либо группу политических лидеров, которые будут полностью «демократичными» в нашем понимании этого слова.
Хотя в России были моменты либерализма, концепции демократии не знакомы подавляющей массе русского населения, и особенно тем, кто по характеру склонен к государственной деятельности. В настоящее время существует ряд интересных и сильных русских политических группировок среди русских изгнанников; все они на словах исповедуют принципы либерализма, в той или иной степени, а некоторые из них, возможно, были бы с нашей точки зрения предпочтительнее советского правительства в роли правителей России. Но сколь бы либеральны ни были эти группировки, никто не знает, не станут ли они, получив власть, поддерживать её методами полицейского террора и репрессий. Действия людей, находящихся у власти, гораздо сильнее определяются обстоятельствами, в которых они вынуждены осуществлять свою власть, чем идеями и принципами, которые воодушевляли их, когда они находились в оппозиции. Передавая бразды правления какой-либо русской группе, никогда нельзя быть уверенным, что они будут управлять такими методами, которые были бы одобрены нашим народом. Поэтому, делая такой выбор, мы всегда рискуем и берём на себя ответственность, не будучи уверенными, что справимся с нею похвальным образом.
Наконец, мы не можем надеяться за короткий промежуток времени привить наши концепции демократии какой-либо группе русских лидеров. В конце концов, политическая психология любого режима, в какой-то степени отвечающего воле людей, должна быть такой же, как у самих этих людей. Но наш опыт в Германии и Японии отчётливо показал, что психологию и взгляды широких масс нельзя изменить за короткий промежуток времени одними лишь предписаниями или наставлениями иностранных властей, даже при полном разгроме и подчинении. Такое изменение может вытечь лишь из органичного политического опыта данного народа. Максимум, что может сделать одна страна для достижения подобной перемены в другой стране, это изменить окружающие влияния, которым подвергается данный народ, предоставив ему реагировать на эти влияния по своему усмотрению.
Все это говорит о том, что мы не можем ожидать после успешных военных действий в России, создания там правительства, полностью подчинённого нашей воле или полностью выражающего наши политические идеалы. Мы должны учитывать сильную вероятность того, что нам придётся в той или иной степени сотрудничать с русскими властями, которых мы не одобряем полностью, чьи цели отличаются от наших, и чьи взгляды и недостатки нам придётся принимать во внимание, нравятся они нам или нет. Другими словами, мы не можем надеяться добиться полного утверждения нашей воли на российской территории, как мы пытались это сделать в Германии и Японии. Мы должны признать, что какого бы урегулирования мы в конечном счёте не достигли, это должно быть