– Хозяйка нам дала перекусить с дороги. Садись.
Он налил в стаканы молоко и разломал хлеб пополам. Посыпал солью.
Они ели, радуясь, как дети. У нее над губой выросли белые усы, и он их вытер. Из-под сарафана выглядывала ее бледная кожа, а из-под его шортов – загорелая. Тамара, пока он доедал, вытащила купальник и отвернулась, не зная, как к нему подойти. А он перестал жевать.
Она стояла спиной и снимала через голову сарафан. Из-под беленьких трусиков выглядывала круглая попка. Лифчик с широкими шлейками поддерживал аккуратную грудь.
– Отвернись.
Георгий понимал, что действительно нужно отвернуться, иначе он не дотянет до ночи. А сейчас белый день, открытые окна и двери. Люди, жующие арбузы. Нельзя.
Ближе к пяти они вышли к морю. Она с корзинкой, он с тонким покрывалом. Мимо жил рынок с маслами, ракушками и бусами. Набережная, нарядная, выбеленная солнцем и солью. Белые лавочки в тени магнолий и священного горького миндаля. Черные спины и руки. Солнце, небо без единого облачка, и море, гладкое как зеркало. Они выбрали место у самой воды, расстелили покрывало и вбежали в воду.
– Том, плывешь?
– Ты плыви, я буду на тебя смотреть…
Тамара легла на спину и смотрела вверх. Георгий был уже далеко. Шарахались медузы и мелкая пугливая рыбешка. Визжали дети, плескаясь по колено…
Они потом долго отдыхали не шевелясь. На горячих гладких камнях. Мимо проходили продавцы пахлавы и пирожков.
– Тебе хорошо?
– Как никогда…
– Я тебя люблю…
Чуть выше пляжа шелестела эфедра с красными точками, издали похожими на ягоды. Ее ломкие ветки с трудом удерживали семена в красных коробочках. Пахло можжевельником. И наконец-то упало солнце в море. Зашипела уставшая, перегревшаяся вода. Остывающие камни стали поддерживать температуру за счет лежащих. Опустели пирсы…
…Ночью поднялся ветер. Пришлось закрыть окно и сдвинуть вместе кровати. Тамара разделась сама и легла под простыни. Георгий стоял на пороге, с влажными волосами после душа. Плотно закрыл за собой дверь. Снял шорты, под которыми стоял огромный член. Тамара не могла отвести глаз. Как под гипнозом. Крупная красная головка оголилась. Крайней плоти не хватало ее спрятать. Он шагнул к кровати и ее затрясло.
– Тс… Моя маленькая. Это же так сладко. Я все сделаю нежно.
Тамара верила, но расслабиться никак не удавалось. Он отбросил льняную твердую от крахмала простыню и рассматривал ее. Поцеловал в губы. Очень жадно, почти их кусая. Стал обхватывать грудь, – Тамара пискнула, а потом сполз рукой к ее лобку. Она сжала ноги.
– Расставь ножки. Тебе будет приятно.