Она поднималась по эскалатору. До выхода из метро «Университет» еще метров десять. За ней тянулся конфетный шлейф. Правая рука была чуть липкой. А все, потому что свидание…
– Привет, ты голодная?
Она с ужасом прикидывала, сколько уже сладостей внутри.
Вечер был со вкусом леденцов. Волнующая свежесть билась в худых деревьях. Он ехал с работы. От лица шел теплый свет. Как будто его подсвечивали изнутри янтарем. Но не обычным, а подкрашенным, проваренным в меде…
Отмытые окна, к Пасхе, отражали Ботанический сад. Оттуда выглядывали магнолии. С интересом. Красные дубы росли чуть левее. Прострелу, наоборот, ничего не было видно.
Она старалась тише дышать, меньше говорить, а если и говорить, то что-то умное. По дороге внимательно читала журнал о Льве Толстом. И сразу же предложила эту тему. Он подхватил. Он мог с ходу говорить о чем угодно.
– Ты знаешь, в меня все влюбляются. Смотри, не влюбись.
Она дерзко засмеялась. Через некоторое время с ужасом вспоминала тот свой уверенный смех.
Она все время стеснялась. От этого платье волновалось на бедрах. Он замечал… Возвращался взглядом…
В толстых бокалах принесли сонный коньяк. Ему было холодно. Он его разбудил и согрел. Научил будить ее. А потом учил пить. Дыша и нет.
Рассказывал о Калькутте, Иране, Афганистане. Нежное молочное суфле вздыхало на тарелке. Сверху роскошный мятный листик. Он отщипывал маленькие кусочки. Кусочек ей, кусочек себе. Она следила за руками. Как щекочут живот бокала, скользят по волнующим изгибам вилки, ложатся на стол, ладонями вниз. Ей вдруг захотелось почувствовать эти руки на себе. Она тут же устыдилась своего желания. Он прервался на полуслове. Прочитал ее мысли. Смело посмотрел, ища подтверждение. Она не отрицала…
И все… И потянулись густые минуты. И в их вязкости путались желание, здравый смысл, жажда…
– Ты знаешь, а от тебя не исходит сексуальность. Женственность – да. Еще нежность… Но сексуальной энергии нет совсем.
Он ее открыто провоцировал. Подталкивал… Ускорял…
Она все понимала, но купилась. И стала что-то доказывать… Отрицать… Спорить… Он слушал, забавляясь. От этих искренних уверений стало ныть под лопаткой…
Коньяк неожиданно закончился. Полностью. Она, для верности, заглянула внутрь бокала. Пусто. Только на стенках было влажно. И нехотя пропадал последний аромат. Сахарная пудра в уголках губ. Он ее смахнул своими губами.
Ускользал мятный вечер. Розовые цветы персика еще никак не пахли. Еще выбирали пары аисты. Еще нигде не падали на головы майские жуки. Но что-то явно поменялось. Что-то оголенное бродило рядом…