Георгий повел ее в пончиковую на Ленинградском проспекте. Там были вкуснейшие пирожки с мясом за десять копеек и с ливером за пять. А еще не сильно горячий кофе, но зато с молоком. Его разливали черпаком в граненые стаканы с толстым дном. Столы были, как всегда, с засушенной горчицей посредине и мутными бульонными разводами. И не менялась бабка, протиравшая их несвежей ветошью. И подносы, почти не отмывающиеся от жира, упирались в потолок. Но как же было празднично и вкусно! Они ели, время от времени дуя то на руки, то на пирожки. Шутили с полными ртами, пропуская буквы… А когда Але захотелось чего-то сладкого, Георгий тут же принес пирожок с ароматным клубничным вареньем. А еще один завернул в бумагу и дал с собой.
Быстро темнело. И расставаться, как всегда, не хотелось. Эта их первая любовь была каким-то хрупким, необузданным счастьем. Как цветы с мороза… Их вносят в дом и бережно кладут на стол. Тихо ходят вокруг, греют дыханием, пока полностью не отойдут лепестки. Пока не открошится иней и не сравняются температуры. Потому что одно неверное, невыверенное движение и… катастрофа. Одно не так сказанное слово, не с тем оттенком – и вселенская обида. Конец света… Конец любви…
Это были чувства, не поддающиеся логике и здравому смыслу… Одна сплошная яркая эмоция… Пульсирующий нерв, не прикрытый мышцей…
…Нинка от голода не могла уснуть. Но еды не было. Никакой. Даже пакета с ванильным кремом за шесть копеек. Вчерашний вареный горох, заправленный жареным луком, очень быстро съели. Сегодня утром они с Алей пили только чай, настоянный на вишневых ветках, и Нинке даже досталась конфета. Они нашли ее на самом дне Алиного чемодана. Стипендию дадут завтра. Нинка представляла, как после пар купит в гастрономе килограмм макарон и сразу сварит все. Сверху потрет плавленым сырком и, может, даже покапает майонезом…
Когда Аля, розовая от любви, вбежала в комнату, Нинка отвернулась к стене. Чтобы не видеть этой сладости. И чтобы хоть как-то спрятать зависть – попыталась прикинуться спящей.
Аля стало тихо раздеваться, стараясь не шуметь. Но ботинок выскользнул из рук и с грохотом упал на пол.
– Алька, шляешься по ночам, так хоть имей совесть. Чтобы я тебя больше не слышала.
Аля, вся в любви, как в панцире, была непробиваема. Неуязвима к любым нападениям. У нее ведь был защитник. Она давно ей все простила, только не знала, как об этом сказать. Поэтому открыла свою сумочку с божественным запахом внутри. Достала оттуда пирожок, прыгнула к Нинке на кровать и подсунула его под самый нос.