В отделе кадров наотрез отказались давать ему ее домашний адрес. И потом он еще долго бродил по Нивкам, мучительно вспоминая ее дом. Но вспомнить не удавалось. Была слишком темной та зимняя бестолковая ночь.
…Через четыре года они случайно встретились на улице Щербакова, и она с визгом бросилась на шею. Благодарила за то, что тогда ее не тронул. Не прошил собой ее жизнь. Оказалось, что Люда долго страдала, и так и не смогла справиться с первыми обостренными чувствами. Написала заявление об уходе, упаковала вещи и почти что выехала домой. По дороге, в автобусе, встретила футболиста, крепкого бородатого парня и неожиданно для себя заинтересовалась. Потом влюбилась. И сейчас, вот уже месяц, как родила ребенка. В руках были пакеты с пеленками и бутылочками.
Она была располневшей, в каждодневных коричневых туфлях без каблуков. Ее грудь, налитая вкусным молоком, еле умещалась под батистовой блузой в деревенских мальвах. Чуть отяжелевшие бедра… Люда выглядела счастливой. Она больше не пыталась поступать в мединститут. И даже забыла о такой мечте…
Через двадцать лет они опять пересеклись. На этот раз на ж/д вокзале. Каждый ехал своей дорогой. У каждого теперь была своя высота. Она стояла перед ним, неухоженная сельская тетка. Мать-одиночка. Давно разведенная. В руках были огромные клетчатые сумки с помидорами и хлебом. Смотрела на него, жадно сглатывая память…
…И все-таки какая же вкусная жизнь. Богатая на дороги, встречи, расставания. С привкусом ванили, клубники, молока. Цветная. От шоколадного оттенка вспаханной земли до красных листьев дикого винограда. И пахнет свежим хлебом с маслом, ноябрьским стеснительным снегом, крымской чурчхелой. И можно трогать руками. Слушать ее звучание. И плакать, любить, и снова плакать. Радоваться, что к твоей жизни прикоснулся именно Он… Георгий…
* * *
Шел мужчина. Просто прохожий.
Без пальто, хотя выцвели клены.
Каждый шаг, предыдущего строже, —
Со скамеек следили вороны.
Шел мужчина, ровные плечи.
Без шарфа, хотя скользкие камни.
Шел на юг, почему-то под вечер,
Когда все запираются ставни.
Когда в парке немеют аллеи,
Когда ветер зевает в ролеты.
Шел мужчина на юг все скорее,
На удачу бросая монеты.
Небесные глаза выдавливали из себя снег. Расстояние между снежинками было не меньше двух этажей. Он, от усердия, падал очень концентрированным – даже синим. Очень колючим. Словно из иголок. Изысканно ажурным.
Он улетал в Австрию. И не разрешал ей ехать в аэропорт. Из-за снегопада. Они попрощались по телефону. Скомканно… Коротко… Сухо… И ее сразу стала только половина… Одна рука и нога, полсердца и полмозга. Вторая половина уехала с ним.