— В таком случае я от своего имени опубликую подробное изложение дела, — предложил Рутенберг.
— Но только без упоминания ЦК и Боевой организации, — согласился Азеф.
Натансон и Савинков не возражали.
Вернувшись к себе, Рутенберг принялся составлять заявление от имени суда и приговора рабочих. Закончив, поставил для освидетельствования свою подпись. Но отправить его почтой или нарочным посчитали невозможным. ЦК настаивал уехать за границу и послать заявление оттуда. Зарубежные и российские газеты вдруг вспомнили о Гапоне и начали писать о его пропаже. Рутенберг не соглашался на эмиграцию, так как это осложняло его двусмысленное положение, но, в конце концов, ему пришлось поторопиться.
Оказавшись в Берлине, Рутенберг захотел встретиться с Михаилом Гоцем. Внук знаменитого чаеторгового предпринимателя Вульфа Янкелевича Высоцкого, он был одним из основателей партии эсеров и член её ЦК. Рутенберг знал о его фатальном диагнозе — опухоли спинного мозга и, движимый подсознательным чувством и не отдавая себе в этом отчёта, шёл к нему, чтобы проститься.
Тяжело больной, Гоц уже не вставал с постели. Увидев Пинхаса, он в знак приветствия махнул рукой.
— Здравствуйте, Михаил Рафаилович.
— Рад тебя видеть Пётр Моисеевич. Теперь весь мир для меня эта комната и жена.
— Не падай духом, Михаил, всё будет хорошо. Тебя вылечат. Здесь в Берлине сегодня лучшие в мире врачи.
Он старался держаться весело и беззаботно, полагая, что это придаст приятелю сил. Но Гоц только грустно улыбался. Он лежал в подушках, блестя своими чёрными юношескими глазами, и расспрашивал Рутенберга о жизни в России.
— Я прочитал в здешней газете о загадочном исчезновении Гапона, — не без иронии сказал он. — Я слышал, ты занимался им в последнее время.
Гоц хорошо знал священника. Гапон был какое-то время и членом партии, и они не раз встречались в Женеве и Париже. Возможно, приятель не слышал о последнем периоде его жизни.
— Мне Гапон очень доверял, Михаил Рафаилович. Поэтому, когда он попался в сети охранки, ему поручили завербовать меня. Я рассказал всё товарищам. Они разработали
план его ликвидации вместе с Рачковским.
Гоц с интересом выслушал Рутенберга. Потом взял протянутый ему конверт, вынул оттуда заявление и прочитал.
— К сожалению, товарищи запутались, задание они дали тебе практически невыполнимое, лишь при счастливом стечении обстоятельств оно могло завершиться для тебя благополучно, — взвешивая каждое слово, проговорил Гоц. — Разоблачённый Гапон уже ни для кого не был опасен. Достаточно было лишь сообщить в газеты, что он предатель. Его можно было пощадить из-за его несомненных заслуг перед революцией. И не подвергать риску тебя и других людей.