При ярком солнечном свете, льющемся в окно, и щебете клиентов, заходящих с улицы в магазин и обратно, все, что случилось прошлой ночью, кажется совсем далеким. Словно это ночной кошмар.
Но я знаю, что те глаза были реальными. Что-то находилось неподалеку от моего окна минувшей ночью.
Étranger.
Чужак.
Даже при солнечном свете и беззаботной болтовне от этого воспоминания меня до костей пробирает холод.
В кухне Лапочка оставила мне на столе тарелку с домашними печеньями. Но как только я беру одно из них, то видение про Элору вновь поражает меня. Я чувствую ее панику.
Она бежит.
Я бегу.
Вслепую. Сквозь дождь. Вытянув вперед руки.
Я хватаюсь за спинку стула, чтобы не упасть, переживая этот ужас, потом предлагаю свое печенье Сахарку, и он съедает его.
Во рту у меня пересохло, и я открываю шкафчик, чтобы взять стакан, но меня отвлекает большая фоторамка, висящая на стене, сколько я себя помню. Внутри нее много маленьких рамок для фотографий разных размеров. Я видела ее миллион раз, но никогда по-настоящему к ней не приглядывалась.
Теперь же я внимательно смотрю на фотографию в центре. Я сижу на коленях у матери на ступеньках «Мистической Розы». Вероятно, снимок был сделан вскоре после того, как погибли Эмбер и Орли, потому что на мне розовый сарафан, который Лапочка сшила мне ко дню рождения. Думаю, я была без ума от этого сарафана, поскольку он надет на мне почти на всех фотографиях, где мне четыре года.
Длинные каштановые волосы моей матери собраны сзади изящной серебряной заколкой в виде колибри с красиво расписными глазами. Изначально таких заколок было две, и она носила их постоянно. Мне тоже нравились эти заколки, потому что это была пара, как мы с Элорой, но в какой-то момент одна из них потерялась. Еще до того, как был сделан этот снимок. У меня до сих пор хранится вторая, что на этой фотографии. Заколка находится у меня в спальне, но я никогда ее не ношу.
Я позволяю своему взгляду задержаться на мамином лице. Я всегда думала, что наши зеленые глаза одинаковые. Большие, зеленые глаза, Харт говорил, что я напоминаю ему древесную лягушку.
Но на фотографии у нас разный взгляд.
Мой – невинный, а взгляд моей матери – загнанный. Или пустой, словно внутри ничего не осталось.
Я размышляю о том, что вчера сказала Сера. У твоей мамы был мощный дар.
Я впервые услышала об этом. Конечно, есть множество вещей, которые я не знала о своей матери. Начиная с того, почему она лишила себя жизни.
Мне невыносимо находиться в кухне вместе с этими загнанными глазами, поэтому я направляюсь в торговый зал.