Что-то скрипнуло совсем рядом, и я даже подпрыгнул от неожиданности. В нескольких шагах от меня на старых качелях сидела маленькая девочка, лет девяти. И под натянутой до бровей красной тканевой шапочки сверкали бирюзовые глаза.
— Привет! — сказал я. — Почему ты одна?
Мне безумно хотелось отвлечься беседой, пусть и с ребенком. Тем более что здесь не было того липкого страха, преследовавшего меня эти дни.
— Мама сказала, что нельзя говорить с незнакомцами, — очень серьезно ответила она и шмыгнула носом. — Кроме дворника.
— Да я живу вооон в той парадной!
Она посмотрела в указанную сторону и одинокое недоверие содрогнулось. Во взгляде появилась надежда.
— А почему вы в тапочках?
Я посмотрел на отсыревшие ноги в зеленых шлепанцах из «Икеи». Содрогнулся.
— Так получилось…
— Вы странный…
— Да, наверное, — растерянно согласился я. — Наверное, странный. А почему ты одна тут?
— Никого не отпускают гулять. Говорят, эпидемия свинки. Что такое свинка?
— Это такая болезнь… — все вокруг было как во сне. Как черно-белое кино, необычайно унылое на фоне той зеленой травы.
— Покачать тебя?
Она закивала, и я поднялся со скамьи. Взялся за холодное сидение. Качели жалобно заскрипели.
— Почему тебя мама отпускает, раз эпидемия?
Я смотрел на ее затылок в красной шапочке с мордочкой зеленого динозаврика. Яркое детство на фоне серого забора. Мои ноги пропитались чужой мочой, в ноздрях застрял смрад будки, таящейся по ту сторону, и я все еще чувствовал живой интерес травы к себе.
— Я не знаю. Мама сказала, что я уже взрослая и могу гулять одна. А других мне слушать не надо. Что так я буду самодостаточной! Что за мною присмотрят. Дворник присмотрит.
Она второй раз сказала о нем. Второй раз!
— По-моему, это больше не моя мама, — тише сказала девочка. Качели скрипели, каркала одинокая ворона, а с проспекта по ту сторону моего дома пролетали автомобили.
— Почему?
— Она не улыбается. Они все не улыбаются. И все смотрят туда.
Не нужно было указывать направление. Я понял, о чем она.
— Как и вы, — добавила она. — Но вы другой, у вас смешные тапочки.
Я хмыкнул.
— И вы улыбаетесь.
Девочка повернулась, вцепилась тоненькими пальчиками в качели.
— Вы слышите дерево?
— Кого?
— Дерево. Оно там, — в этот раз девочка ткнула рукой в сторону забора. — Мама говорит с ним во сне, но потом говорит, что я все придумываю. Что я должна молчать, иначе оно разозлится.
— Почему ты думаешь, что она говорит с ним?
— Я его видела. Оно растет в ящике, пушистое-пушистое, и на нем игрушки. Тоже пушистые. Оно меня зовет, но я притворяюсь, что не слышу.