Если он не рисовался перед своими учениками, не шутил, не делал ничего таинственного и неизвестного для непросвещенного наблюдателя, не доказывал теорию перевоплощения и не слагал стихотворных экспромтов, то, что же он делал?
Он делал то, что делают все суфийские учителя, – оказывал сложное воздействие на своих учеников ради их собственной пользы и позволил им таким образом участвовать в акте сопровождения учителя через многогранное переживание. Это одна из форм демонстрационной коммуникации, известной лишь тем, кто прошел через неупорядоченный процесс обучения в суфийской школе. Стоит только пытливому уму разделить этот процесс пополам, чтобы вычленить из него один или даже два рациональных смысла, как суть всего происходящего тут же ускользнет.
С помощью этого метода ученик постигает вещи, которые никакими иными способами постичь невозможно. Их можно описать, но без должного предупреждения даже самый усердный искатель, попытайся он определить их особый характер, в лучшем случае, назовет их непонятными.
Имя, которое Омар сам себе выбрал, а именно Омар Хайям, если его расшифровать посредством цифрового кода, преобразовывается в слово Гхаки – Расточитель добра. Так называли людей, которые совершенно не заботились о вещах этого мира, если трата внимания на эти вещи препятствовала развитию осмысленного восприятия другого измерения.
Одно из его самых красноречивых стихотворений, в котором он выступает против механистического мышления – как эмоционального, так и интеллектуального характера – можно и сегодня адресовать его самозваным толкователям и критикам:
О, невежды, Путь не в том и не в этом!
Как может Сущность, еще не нашедшая дарителя Бытия, как может сама она стать таким дарителем?
Джами
Переводы различных образцов суфийской литературы так же, как и произведения многих восточных поэтов, невозможно по-настоящему понять без знания тайного языка («скрытого языка»), используемого для передачи определенных идей и понятий. Буквальный перевод суфийских слов или закодированных терминов привел к невероятной путанице на Западе, особенно в деле передачи «тайного знания». В литературе эта проблема возникла еще в XII в., с появлением переводов аллегорических трудов по алхимии. Такое положение почти полностью сохраняется и в наше время, когда почти непрерывной чередой следуют друг за другом книги, интерпретирующие буквально пронизанные поэтическими идиомами суфийские тексты, которые изначально были написаны таким образом, чтобы их могли понять только суфии.