Остров не был тюрьмой, но он был клеткой, незримые решетки которой действовали куда более эффективно, чем любые видимые преграды.
Островное общество становилось все более и более сложным, и мы можем здесь отметить лишь некоторые из его выдающихся особенностей. Оно располагало богатой литературой. Кроме художественных произведений, существовало множество книг, описывающих ценности и достижения нации. Была создана также целая система аллегорической литературы, живописующей те ужасы, которыми была бы полна жизнь, если бы человеческое сообщество не утвердило себя в своем нынешнем уверенном состоянии.
Время от времени инструкторы пытались помочь бежать всем островитянам. Капитаны жертвовали собой ради восстановления условий, при которых ныне скрывающиеся кораблестроители смогли бы продолжить свою работу. Историки и социологи связывали все эти усилия с условиями самого острова, не допуская и мысли о возможности каких-либо контактов вне этого замкнутого общества. Почти для всех случаев можно было сравнительно легко найти правдоподобные объяснения. Ни о какой честности не могло быть и речи, т. к. ученые с неподдельным усердием продолжали изучать лишь то, что им казалось истинным. «Можем ли мы делать что-то большее?» — спрашивали они, подразумевая под словом «большее» чисто количественное увеличение усилий как некую альтернативу обычным усилиям. Или же они спрашивали друг друга: «Что еще мы можем сделать?» – думая, что это «еще» подразумевает под собой делание чего-то иного. Их реальной проблемой было то, что они считали себя способными задавать вопросы, игнорируя простой факт, что постановка вопроса не менее важна, чем ответ на него.
Конечно, диапазон мышления и деятельности у островитян, в пределах их маленького мирка, был весьма широким. Разнообразие идей и различия во взглядах создавали впечатление свободомыслия. Мысль поощрялась, естественно, при условии, что она не была «абсурдной».
Допускалась свобода высказываний, но от нее было мало толку без развития понимания, к которому люди не стремились.
В соответствии с изменениями, происходящими в обществе, работа и цели мореплавателей должны были выражаться различными способами. В результате этого процесса реальность, лежащая в основе мореплавания, еще больше сбивала с толку тех, кто пытался следовать за мореплавателями, придерживаясь точки зрения, принятой на острове.
Из-за всей этой неразберихи иногда даже способность помнить о возможности побега могла стать препятствием. Сознание, возбужденное идеей побега, не отличалось особой разборчивостью: желающие бежать чаще всего находили утешение в той или иной форме вымышленного бегства. Смутная концепция плавания не могла быть полезной при отсутствии ориентации, но даже тем, кто больше других хотел заняться кораблестроением, было внушено убеждение, что они изначально обладают такой ориентацией. Они чувствовали, что уже созрели. Они ненавидели всех, кто говорил им о том, что им может понадобиться подготовка.