Перевёрнутая чаша. Рассказы (Константинова) - страница 76

– Просыпайтесь, барышня, вас ждут великие дела.

Лицо Романа было очень близко, в полумраке наступающего утра глаза поблескивали. Лиля села, встряхнулась, плохо соображая, где находится.

– Вот тебе мои координаты в Питере. Это на Лиговке, старые дома-колодцы. Сначала позвони, договоримся. А сейчас умываться, собираться, иначе так и выйдешь в столице, не отмывшись от провинциальной грязи. У тебя вид невыспавшегося воробышка.

В голосе его прозвучали оттенки нежности. За ночь в купе так никто и не подсел, потому она и спала как убитая. В свете наступающего утра на лбу Романа обозначились глубокие морщины.

– Вот и пора нам расставаться… Простите шута. Он зол не от мудрости, весел не от печали. Его не прельщает лунный трон, он не хочет невозможного, как цезарь, он просто устал от жизни, и все его антрепризы лишь жалкая попытка высечь искру смеха или добиться дрожания слезы на усталой щеке. Я молод телом, но, увы, очень стар душой. Все так не мило!

На его лице отразилась гримаса неизбывного страдания.

– Что с тобой? – Лиля подошла к нему ближе и присела на край полки. – Ты так печален.

– Я не могу выразить словами свои страдания! Мне так одиноко в своей творческой камере! Смерть идёт за мной по пятам, приходит ко мне каждую ночь и смеётся в лицо! Её смех так безнадежен и бездонен, и кажется, что её белые костлявые пальцы вот-вот сожмут моё горло! Теперь я понимаю муки Цезонии, которая не могла сопротивляться, ибо любила, или муки Дездемоны, ибо любила, я ведь тоже её люблю – мою прекрасную Смерть!

– Роман, ты меня пугаешь! (Господи, этот ужасный бред, у него, наверное, шизофрения, суицидальные наклонности). Роман, успокойся!

– Да-да… Смерть так прекрасна в своем подвенечном платье. Её объятия так нежны! Её револьвер направлен мне прямо в сердце! – он схватился за сердце, – Ах! Я умираю! Течет моя кровь! Моя кровь из клюквенного сока! – на последней фразе он громко рассмеялся.

Интонации сменялись, словно цвета радуги – трагедия, восхищение, страдание ирония, сарказм, смех.

– Чёрт! Ты валял дурака! Это… просто…

– Зато было забавно, не так ли? Впрочем, мы скоро расстанемся на вокзале, и я буду ждать твоего звонка. Ну, не сердись…

Лиля отшатнулась. Очень забавно, так забавно, что хочется плакать. Идиот, да и только, думала она, собирая вещи. Нет, Мышкин был беззащитный перед жизнью. А это… Это просто манипулятор человеческих эмоций. Режиссеришка маленьких трагедий. Наверное, он всё наврал. У него же нет ни одной своей фразы, все как будто из лоскутков, ситцевое одеяло чужих мыслей. Да еще сшитое белыми нитками.