Поезд. Бремя танцора (Константинова) - страница 43

— И-з-ви-не-ни-я?! — разделяя звуки, почти прокричал Саня. — Да Вы… Подонок! Вон из моего дома! Нет, я Вам сначала морду набью, иначе не успокоюсь, — с этими словами он кинулся на Реутова, но тут его удержали крепкие руки двоих сопровождающих.

Саня вырывался, но тщетно. Ненастоящая Аня не произнесла ещё ни слова. Она смотрела на завязавшуюся борьбу, и её зрачки расширялись. Среди всей этой возни громко взвизгнул её срывающийся голос:

— Кто мне объяснит, что такое клон?!!!!!!

— Это человек, полученный из клетки другого человека, — поправляя съехавший галстук, ответил Реутов.

— Но человек?

— Видишь ли, эти вопросы до конца пока не исследованы. Теоретически — да, но практически… Это все находится в глубокой тайне от общественности. Но наш эксперимент доказал, что клоны — существа, способные чувствовать, а это, может, самое главное…

— Существа?!!!! Саша, я СУЩЕСТВО?

— Нет, конечно. Нет.

— Но ведь он мне был как отец. Он ведь со мной много занимался, много рассказывал, я его уважала, а сейчас он говорит, что я существо. Она — человек, а я просто её двойник, у меня нет ничего своего, её волосы, её глаза…

— Мало того, сейчас я могу сказать и об этом. То создание, с которым Вы ехали в поезде, была тоже не Аня. А вот Аннушка, которую вы лицезреете сейчас, она и вовсе третье поколение Вашей реальной Ани.

— Подонок… Ради своих экспериментов ты позволил ей умереть!!! Мерзость какая!

— Пожалуйста, утихомирьтесь, все-таки зрителей не так много, ночь, сами просили, все делать как можно тише.

— Так я уже вторая копия? Поэтому ты так странно на меня смотрел. Саша, я все это слышу в первый раз. Я ничего не знала, поверь! — их глаза встретились.

И тут Саня с удивлением ощутил, как на его щеке образовалась предательская борозда от слезы. О Господи, давайте плакать будем. Навзрыд, чтобы все видели. Вот всё и выяснил, легче стало? Лучше бы этого ничего не было, лучше бы я никогда не садился в этот дурацкий поезд, не встречал Аню-два, Аню-три, сколько у них там ещё было домашних заготовок. Как там, «невозможно импровизировать, ничего сначала не продумав», а тут все просто, без вариантов, подбрасывают куски правды, как шакалу остатки добычи, жуй, не подавись правдой-то. Игрища, игрушки…

Аня-три стояла у балкона, взгляд её блуждал. Первая истерика прошла сама собой. После первых бурных эмоций наступила тишина — минутная, длинная, сопровождаемая только вздохами. И вдруг она вырвалась из оцепенения как разогнувшаяся пружина. Ломая ногти, сорвала она шпингалет и открыла первую балконную дверь.

— Прощайте, я не хочу мешать вам всем жить, людям!