— Ой, только не надо этого. Сделали все, что смогли.
— А как же свидетельница?
— Она не даёт показаний.
— Правильно. Её запугал кто-то. Вот вы мне говорите — самоубийство. Это если бы он сидел дома, открыл все окна, наставил на себя ружье и выстрелил. Смотрите, мол — я сам себя убиваю. Да, падая, получил множество ушибов лица. Кого вы хотите обмануть?
— Кстати, один из людей, которые последние видели Баскаева, исчез.
— Вот видите!
— Это ничего не доказывает.
— А что доказывает? Помню-помню, показательное преступление. Я имею в виду Сурковского. Семь ножевых ранений, бросили лицом вниз, как собаку. Видеомагнитофон взяли. А у него там золото было, валюта. Честные разбойнички. А знаете, что говорят, — приблизил он свое лицо к Корсукову.
— Что?
— Что его сатанисты убили.
— Послушайте, Гасанов, к нашему делу это не имеет никакого отношения.
— Неужели нельзя посмотреть правде в глаза?
Рафик посмотрел на Корсукова долгим испытующим взглядом. Корсуков выдержал его взгляд и ответил спокойно.
— Это официальная версия, я вынужден подчиниться. Кстати, вот ответ из Москвы, заключение экспертизы полностью совпадает с мнением наших специалистов.
Корсуков протягивал Рафику какие-то бумаги, тот окидывал их ничего не видящим взглядом почти закрытых глаз и машинально откладывал на стол. Все напрасно, все напрасно, прости, Лёня, я ничего не могу сделать, думал он обречённо. Или могу? А этот Корсуков, что за фрукт, так я и не понял. Официальная версия, говорит он. Не хочет ли он этим самым сказать, что он с ней, этой версией, не согласен? Корсуков складывал бумажки обратно, не обращая внимания на Рафика. Стоп, мужик ты или нет, в конце концов, вздрючил себя Рафик. Посмотрим, кто кого.
— Хорошо, закрывайте. Только матери сами будете говорить, уж избавьте меня. Могу я увидеть эту свидетельницу?
— Не имею права дать вам её координаты.
— Что ж, — сжав зубы, произнес Рафик, — слава КПСС. До свидания.
…Надрывно звонил телефон. В комнате, всегда полутёмной от тёмно-синих штор, пахло мандаринами и ещё какими-то восточными пряностями. Диван был расправлен и занимал почти половину небольшой квадратной комнаты.
— Ну, кто ещё в такую рань, — ища телефон рукой, не открывая глаз, Коля с гримасой отвращения лежал на своем диване. Слава Богу, хоть мама этого безобразия не увидит, мелькнуло у него при виде обнажённой Катиной ноги, закинутой на него поверх одеяла.
— Да, — пробурчал он в наконец-то найденную трубку.
Катя открыла свои чудесные чёрные глазки и уставилась на него. Коля молча слушал, потом бросил трубку.