Дневник Оксаны Стаценко.
«Я не помню, когда это началось. Кажется, после того, как Глеб перестал скрывать свою сексуальную ориентацию. Тогда было модным обсуждать это во всех журналах. Глеб всегда говорил, что это способствует рекламе.
А началось вот что. Мне начали звонить люди с нечеловеческими голосами. У меня было такое впечатление, что их прогнали через компьютер, правда, я мало знакома с компьютерами, в основном, по кино. Голоса участливо интересовались, какие у меня творческие замыслы с Глебом, о планах на будущее. Они интересовались очень настойчиво. Сначала я просто бросала трубку, но после некоторых разъяснительных бесед со стороны моего тогдашнего работодателя, я поняла, что руководство, мягко говоря, не слишком устраивают мои приработки на стороне. Мне так и сказали, что постмодернизм не есть актуальный вид искусства.
На самом деле, в то время с Глебом я практически не сотрудничала, просто встречались и обсуждали кое-что. В театре, где я в то время служила, мне дали странную должность второго помощника режиссера. Когда начались эти звонки, меня спешно начали готовить к увольнению.
Как раз Глеб завершил чудесный спектакль «Акварели Парижа», в прессе уже начали пробиваться первые ростки похвальбы и критики, пресса была явно не проинструктирована, что нужно делать — хвалить или критиковать. Как обычно, был приём по случаю премьеры. Когда остались только свои, мы не стеснялись в своих чувствах. Потом я поехала домой, причем абсолютно не помню, как вышла из ресторана и садилась в машину. А проснулась уже в больнице.
Как потом выяснилось, я вернулась с вечеринки среди ночи, громко хлопая всеми железными дверьми, которые у нас были в подъезде, что-то громко кричала, поэтому кто-то вызвал «скорую помощь», потому что я никак не успокаивалась. Я ничего не помню из этого эпизода. С соответствующим диагнозом меня быстро уволили. Перспектива жизни с «жёлтым билетом». Вообще, я поняла, что нужно привлекать к себе как можно меньше внимания.
Не все могут быть лидерами вида альфа.
Возможно, нужно быть аутсайдером, и тогда никто не будет думать, что ты надеешься на смену климатических условий.
Глеб не мог взять меня к себе на работу, он сам ещё был практически в подвешенном состоянии. Я сидела дома, рылась в книгах, журналах, смотрела всю эту политику и мучилась в поисках настоящей идеи. Все казалось мне либо архаичным, либо чересчур обыденным и тривиальным. Иногда заходили друзья, Глеб, Лёня, Макс, последний из моего последнего театра, который был у меня пять лет назад. А звонки не прекращались. Я уже писала, что не отвечала на вопросы, просто кидала трубку. Но после некоторых раздумий всё-таки решила отвечать. Может быть, у них тоже был волшебный манок, который заставил меня задуматься о гармонии мира? Тем более, что мне пообещали, что могут упрятать меня надолго.