Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы (Митчелл) - страница 37

Всегда утверждалось, по крайней мере, в психоаналитической теории, что ненависть предшествует любви, и этому есть ряд объяснений. Здесь я буду использовать наше понимание того, что «истерики влюбляются в то, что ненавидят» (Фрейд). Другими словами, ненависть в истерии первична. Поскольку у всех нас есть скрытая или потенциальная истерия, примат ненависти к брату или сестре может помочь объяснить «истерическое» сексуальное насилие. Важные проявления ненависти не получили достаточного объяснения. Например, педиатр и психоаналитик Дональд Винникотт (неявно споря с понятием Мелани Кляйн о врожденной зависти и деструктивности, проявляющейся в том, что ребенок в фантазии нападает на мать) подчеркивал, что опыт его работы, идущий вразрез с наблюдениями Кляйн, убедил его в том, что ненависть матери к ребенку предшествует ненависти ребенка к матери. Винникотт, однако, не задавался вопросом, откуда взялась ненависть матери, если она сама не испытывала ненависти в детстве или в раннем возрасте^>2. Однако он отметил одну особенность, которую никогда не связывал со своими размышлениями о природе ненависти матери.

Он говорил о том, что сестры и братья могли бы любить друг друга, если бы у них сначала был доступ к достаточному количеству ненависти друг к другу. Тем не менее я думаю, что, прежде чем делать выводы о первичности ненависти или любови, нам необходимо уточнить, что имеется в виду под ненавистью и любовью.

Рис. 3. «Маленький ребенок любит, даже обожает сиблинга…». Две сестры (фотография публикуется с разрешения Клэр Коулман)

Амбивалентность является условием человеческих отношений. Но даже мысли об амбивалентности предполагают двойственность – любовь и ненависть. Язык, сама мысль, требует разделения. Жить в точке амбивалентности невозможно. В клинической работе каждый стакивается с такими моментами и переживает их. Обычно нам это кажется недопустимым, поскольку амбивалентность указывает на то, что в нашей любви есть доля негативных переживаний, и мы не хотим присваивать этот негатив. Но не это является проблемой. Проблема в том, что человек испытывает две совершенно противоположные эмоции одновременно, и это ощущение не жизнеспособно. Тем не менее это то, что испытывает каждый ребенок, и этот его опыт передается или воплощается посредством братьев и сестер. Маленький ребенок любит, даже обожает сиблинга, который уже существует, а также сиблинга, который может появиться в будущем, а может, и не любит. Это аффективное нарциссическое состояние, которое в дальнейшем может перерасти в любовь. Оно отсекает нарциссическую любовь. Однако именно ненависть ставит то, что мы можем назвать первой психической отметкой. Нарциссическая любовь к новому ребенку (или ребенку, который уже существует) сравнима с тем, что Майкл Балинт (1952) назвал «первичной любовью». «Первичная любовь» – это первое чувство ребенка к матери. Тем не менее мы можем видеть, что любовь ребенка к себе распространяется на тех, кого он буквально считает собой. К потенциальному уничтожению себя другим следует подойти интеллектуально: ситуация, когда кто-то встает на мое место, заставляет ум работать и эмоциональное состояние любви становится ментализированным. На вопрос своего отца, Карла Юнга, о том, что бы она сделала, если бы ее младший брат родился прямо в тот вечер, двухлетняя Агата не замедлила дать ответ: «Я убила бы его» (Farmer, 1999, p. 8). Агата уже провела какое-то время в размышлениях над этой проблемой.