Нерепродуктивная природа сиблинговых сексуальных фантазий отсылает к важности смертоносности любви. Что это за смертоносность, которая, как и кровосмешение, должна быть низведена до чего-то более умеренного, такого как конкуренция и соперничество, и таким образом утратить свою летальность? Мелани Кляйн указывает на зависть ребенка ко всему, что есть у матери и кем она является, и на его желание уничтожить ее (Klein, [1957]). Я предполагаю, что ненависть к сиблингу – это прежде всего ненависть, а не зависть. Она может принять форму зависти, и это завистливое соперничество может затем превратиться в подражание или конкуренцию. Но зависть, как и деструктивность ребенка по отношению к матери, не нужно «исправлять» (Мелани Кляйн подчеркивает репаративные фантазии ребенка), равно как и благодарность не выглядит ее обратной положительной стороной, как в отношениях с матерью. Зависть может быть преодолена, и на ее место может прийти благодарность, когда вы понимаете, что получили достаточно того, чего жаждали и чего вам не хватало. У ненависти нет такого способа разрешения, однако она может превратиться в любовь. Я считаю, что ненависть и насилие связаны не с завистью, а с травмой. Первые признаки жизни, психически уничтоженные травмирующим опытом, – это ярость и ненависть.
Чтобы травматическая реакция изжила саму себе, необходимо внести некоторые коррективы: нужно вовремя преодолеть переживание утраты дома в результате землетрясения или друга на поле битвы. Объект должен быть психически потерян, чтобы его можно было восстановить как внутренний образ – в этом и заключается процесс горевания. Но истерик, напротив, не может оплакивать потерю – его симптомы заново воспроизводят то, от чего нет возможности отказаться. Здесь мы имеем дело с крайней степенью выражения широко распространенной неспособности признавать, что прошлое осталось в прошлом. Если работа горя не выполняется, то имеет место так называемое «преследование», которое часто отмечается в межкультурных исследованиях истерии>3: объект не утрачивается, чтобы затем быть репрезентированным и интернализированным, напротив, он сохраняется, как будто вовсе бы и не был утерян, оставаясь в таком состоянии навечно.
Если вкратце и схематично изложить гипотетическую историю, с помощью которой я хочу подчеркнуть важность желания убить брата или сестру, то она будет выглядеть следующим образом: поскольку к моменту рождения человеческий младенец не успевает достигнуть нужной степени зрелости и долгое время остается беспомощным, он всегда будет подвержен всякого рода травмам и стрессам вследствие переизбытка стимуляции, так как этого мира для него еще слишком много. Эта чрезмерная стимуляция, по строгой аналогии с физической травмой, прорывает защитные протопсихические слои и переживается как взрыв, уничтожение протосубъекта, разрыв в его существовании. Мы все можем представить этот опыт, вспомнив какое-то совершенно неожиданное и значительное шоковое переживание, которое вызвало ощущение, что мы находимся в черной дыре.