Затем г-жа Х увидела, что ее неспособность родить живого ребенка была связана тревогой относительно своего желания смерти младшего брата. Как упоминалось ранее, когда она действительно родила, она была так обрадована, что опасностью уже стала чрезмерная идеализация ребенка. Родительская идеализация обычно является продолжением восстановленного детского нарциссизма самих родителей – этот ребенок является Его Величеством Младенцем, которым когда-то были его отец и мать. Тем не менее, хотя г-жа Х (и конечно, другие пациенты) получала от этого нарциссическую выгоду, происходило и нечто другое. Конечно, идеализация была способом отмежеваться от деструктивности и унижения детей ее матерью и, следовательно, от нападения на мать, но, если быть более точным, в этом выражалось отрицание ее нападения на этих детей как на сиблингов. Но в фантазии было нечто большее: были убиты сиблинги, а не мать.
В поэзии, фильмах и романах, где процветают сиблинговая любовь и сексуальность, редко появляется потомство. Если ребенок рождается, его считают чудовищем или существом, обреченным на смерть. Страх г-жи Х, что ее ребенок будет чудовищем, в некоторой степени выходил за рамки абсолютно обычной фантазии всех будущих мам. Но может ли эта распространенная фантазия не быть основанной на сиблинговых отношениях? Суть «табу» на инцест состоит в том, чтобы не допустить секса с кем-то, кто попадает в категорию одинаковости. Когда ребенок играет в доктора с братом или сестрой, он может родить фантазийного ребенка от другого ребенка, но только от такого, который является «таким же, как и он», а не с другим. Таким образом, сиблинговая репродукция представляет собой другой вариант аутоэротической партеногенетической фантазии. Запрещение одного влечет за собой запрет другого. Символично, что запрет исходит от материнской позиции: вы не можете рожать таких, как я: если для мальчика это означает, что он никогда не будет рожать (а в случае кастрационного комплекса у девочки, что она никогда не будет отцом), то для девочки это временная невозможность. С точки зрения латеральных отношений такой запрет может быть неактуальным, так как сексуальность брата и сестры может не быть связана с репродуктивными желаниями (см. главу 5). Запрет здесь относится к тому, чтобы не считать других «такими же, как.», чтобы не переносить нарциссизм и грандиозность в социальные области.
Сын г-жи X был до некоторой степени партеногенетическим ребенком и идеализировался как ее собственное уникальное достижение. Но поскольку он жил, он был тем, от кого она могла со временем отделиться и, таким образом, отказаться от желания убить своего брата. Прекращение мастурбационной фантазии, возможно, стало предпосылкой к тому, чтобы отказаться от воображаемого убийства брата. У девочки, которую г-жа Х родила следом, были большие проблемы с образом себя. А у г-жи Х были сомнения в отношении гендера своей дочери не только потому, что она привыкла воспитывать сына, но и потому, что она думала, что она была матерью своего брата, и потому, что она видела себя отраженной