— А вы закройтесь и спите, не ждите меня, я не скоро приду.
«Закройтесь» — это касалось главным образом меня, потому что младшие давно уже спали.
— А что ты там будешь делать?
— Да ничего, — сказала мать, — посидим с теткой Ульяной, побалакаем.
— И я с тобой.
— Во! — удивилась она. — С каких это пор ты за материну юбку стал держаться? Интересно тебе бабьи разговоры слухать?
— Я боюсь один ночью в хате… Те спят вон уже без задних ног…
— Никогда не боялся, а тут забоялся? Не выдумывай. Кого бояться? Волков у нас нема, а воры к нам не полезут — красть нечего.
Но я настаивал, и тогда мать, рассердившись, сказала:
— Ну что ты там не видел? Поросенка будут резать, просили помочь кишки разобрать. А ты? Мешать только будешь.
— Обманываешь, — не поверил я. — Почему ж они ночью будут резать? В прошлом году днем резали, на огороде палили.
— То в прошлом. А теперь запретили смолить свиней — шкуру сдирать надо и государству сдавать. Кожа нужна. А Карпо не хочет сдирать — сало будет невкусное без шкурки. Потому и скрытничают. Ну? До всего допытался. Успокоился? Ложись. Да помалкивай случаем чего. Кто будет спрашивать — ничего, мол, не знаю. Не видел, не слышал. Ложись.
«Шкурка, сало…» Что-то мать темнит, не верится. Как режут свиней, знаю, в прошлом году Карпо такого кабана завалил — как гора лежал на огороде, никакой шкуры не сдирал. А хоть и сдирать шкуру — все равно ведь любопытное зрелище! Как можно упустить такое и не посмотреть!
Но я напрасно стремился, на этот раз никакого зрелища я не увидел.
Когда мы пришли, Карпо даже не обратил на нас внимания — так он был чем-то взволнован. Он постоянно покрикивал то на Ульяну, то на свояченицу Марью, то на Никиту. Все ему казалось, что они что-то не так делают: не туда положили, не то приготовили.
— Антрациту поболя в плитку надо накласть, чтобы жару было как следовает, — ворчал он.
— Куда уж жарче, — кивала Ульяна на плиту, раскаленную добела. Однако подходила, открывала огненную пасть плиты и бросала в нее сверкающие куски антрацита.
На низенькой скамеечке сидел и молча курил Ульянин брат — кум Авдей. Его, как и мою мать, тоже пригласили помочь управиться с поросенком.
Чтобы не попасться Карпу под руку, я примостился на корточках у стенки и ждал начала.
Наконец Карпо вышел последний раз во двор, выглянул за ворота, посмотрел в одну, в другую сторону, возвратился в дом.
— Ну что, начнем с богом?..
— Да можно, — согласился Авдей и принялся гасить цигарку.
Карпо вытащил из-под кровати целое беремя железных прутьев, стал их по одному впихивать в огненное пекло плиты. К двум прутьям были приварены квадратные железные бруски величиной с папиросный коробок. Я сначала подумал, что это лопаточки, а потом рассмотрел и очень удивился таким штукам. Для чего они, я не знал. Запихавшее это в плиту, Карпо сунул один нож за голенище, другой — длинный и острый, похожий на перо, — понес в руках.