Я вытираю слезы.
– Ничего, – шепчу, – пустяки.
Он хмурится:
– Не играй со мной в эти игры, Тама… Если тебе есть что сказать, вперед.
Я бросаю полный ужаса взгляд в направлении гостиной и не произношу ни слова. Тогда Изри закрывает дверь и возвращается ко мне:
– Ну? Скажешь? Да или нет?
Я вытираю полотенцем руки и потом приподнимаю свою длинную блузку. Так что становятся видны ожоги на бедрах.
– Больно, – просто отвечаю я. – Но пройдет.
Изри меняется в лице:
– Это она?
Я со страдающим видом киваю.
– И тут, – добавляю я, показывая ожоги на плечах.
Потом задираю футболку, и он видит, что у меня совершенно фиолетовый живот.
– Не говори ей ничего! – умоляю я снова. – Иначе она опять будет меня мучить!
Изри быстро идет в гостиную, а я улыбаюсь.
Жутко улыбаюсь.
Моя стратегия прекрасно сработала. Изри орал на мать, а я упивалась победой. Межда сказала, что это я сама обожглась или это сделали те, у кого я убирала на прошлой неделе.
Но Изри ей не поверил и страшно на нее кричал. Каждое грубое слово было музыкой для моих ушей.
Один-один.
Победа на победу.
И хотя я знаю, что эта война меня убьет, сдаваться не собираюсь. Я пойду до конца. Я даже думала заколоться прямо в сердце ножом, чтобы Изри окончательно возненавидел свою мать. Чтобы она навсегда его потеряла.
Может быть, я так и сделаю.
Потому что я боюсь не смерти.
Я боюсь жизни.
Габриэль принес несколько поленьев. Похолодало еще сильнее, и обогреватель не справлялся. Он растопил камин и немного перед ним посидел. Ему всегда нравилось смотреть на пляшущие языки пламени.
Он устроился рядом с Софоклом, который спал как убитый.
Ниоткуда появилась Лана и подошла к нему.
– Этой ночью я убил Фонгалона, – прошептал он.
– Не надо было, – ответила она.
– Я знаю, что ты этого не одобряешь. Но таковы правила, которым я решил следовать…
Софокл навострил уши, как будто слова хозяина были предназначены ему. Он смотрел на Габриэля и пытался понять, что того мучает.
– А теперь нужно найти в себе силы избавиться от моей незваной гостьи, – вздохнул Габриэль.
Лана исчезла. Она редко задерживалась подолгу. Тогда Габриэль повернулся к псу и странно улыбнулся:
– А может, оставить ее тут? Ты как думаешь? Хочешь, чтобы она тут побыла?
Софокл завилял хвостом и повалился на спину.
Габриэль поднялся, поставил еду на поднос и пошел с ним в комнату незнакомки. Горел свет, девушка сидела на краю кровати.
– Добрый вечер, вот твой ужин.
Он пододвинул к гостье поднос, освободил ей запястье и сел в кресло. Девушка не пошевелилась.
– Почему ты не ешь?
Молчание, прерываемое лишь звуком ее дыхания.