Мамонов, который мне не понравился сначала, оказался отличным парнем. Пожалуй, самым взрослым из всех, видимо ему крепко досталось в жизни. Отряд, который сначала показался мне чуть ли не клубком змей, неожиданно стал производить впечатление слаженного коллектива.
Моя мама, в смысле, ио воспитателя Вера Ивановна никак нас не доставала, мы ее тоже. Игорь не отсвечивал ни в этот день, ни на следующий. И вообще оба этих дня прошли на удивление спокойно и по накатанной. Я честно наслаждался буквально каждой минутой, даже когда скучал возле знамени дружины. Было так пронзительно хорошо, как, наверное, даже в детстве не было.
Мы вернулись в отряд после ужина. Никаких срочных дел у отряда не было, готовиться к мероприятиям было не надо, так что все занимались своими делами — девчонки сплетничали и хихикали, Мамонов, Марчуков и Мусатов играли в подкидного дурака, опять где-то умудрились достать колоду карт. Четверо активистов разложили на столе на веранде лист ватмана и рисовали на нем будущую стенгазету.
Я валялся на диване и смотрел в потолок из крашеной фанеры, прибитой мелкими гвоздиками. С одной стороны, я чувствовал себя совершенно счастливым. С другой... А что дальше? Сейчас восьмидесятый, через два года бровастый генсек с орденским иконостасом на груди покинет этот мир под совместный гудок всех заводов, начнется чехарда, потом вынырнет Горбачев, все обрушится, настанут кошмарные девяностые... А я? Мне придется пережить это все заново? Мироздание предоставило мне новую возможность? В прошлый раз в эпоху перемен я вошел десятилетним. Зато сейчас у меня есть все шансы или поучаствовать в разделе пирога и урвать себе кус пожирнее, или... Или что? Предотвратить это все? Сделать так, чтобы Советский Союз пережил все потрясения и гордо шагал дальше под своим красным знаменем?
Но тогда маловато просто выполнять распорядок дня и шушукаться в ночном лесу с симпатичными пионерками. Надо как-то... Что? Я же знаю все наперед, а значит у меня огромная фора перед местными обитателями...
Или может у мироздания на меня другие планы совсем? И я тут размечтался амбициозно, как я воссяду в кресло генсека в двухтысячном и буду помахивать с трибуны мавзолея марширующим военным в День Победы, а на самом деле мне нужно сделать что-то совсем другое?
Я подумал про Карину. Загордился мысленно, вспомнив, как она засветила тому козлу в нос. Молодец, девчонка. Жаль, что я не могу тебя поддержать сейчас.
Я посмотрел на склонившуюся над будущей стенгазетой Шарабарину. Или могу? Просто не Карину, а другую девчонку. Или парня... Я перевел взгляд на развалившегося на другой стороне дивана Мамонова. И Шарабарина, и Мамонов выглядели самозабвенно-самоуверенными. И были чертовски уязвимы...