– Почему же ты мне раньше ничего не говорила?
– Чтобы не было тебе неприятностей, сынок, – ответила она. – Шибко мы за тебя боялись, чтоб тебе это не повредило.
– Ну что ты, мама, такое говоришь? Что бы со мной могло произойти? Чем это могло мне повредить?
– Ой, не скажи! Из лётного-то училища тебя отчислили. А почему?…
* * *
Пётр Пантелеевич приехал с матерью в Ивановку. Она не была здесь с того самого дня, как они с мужем похоронили тут своего маленького Петеньку. Взяв другого мальчика вместо него, они решили не показывать его односельчанам и вообще держать произошедшее в тайне. Поэтому сюда, где умер их сын, они больше никогда не приезжали, а в Джанкое, где никто не знал о смерти их родного сына, нового Петю, как ни в чём не бывало, приняли за их ребёнка, ведь мальчики были очень похожи и ни у кого даже тени сомнений не появилось за все эти годы.
С трудом Катерина Савельевна нашла заброшенную детскую могилку на сельском кладбище. Потом Пётр Пантелеевич отвёл её домой. Из их дома за прошедшие 45 лет выветрилась жизнь. Дом стоял пустой. Никто в нём не жил, но все вещи стояли на своих местах, словно хозяева только вчера ушли отсюда.
– А я думала, всё тут давно разграблено, разбито, – приговаривала Катерина Савельевна, гладя вещи, мебель, стены.
О том, что здесь много лет никто не жил, напоминал затхлый запах сырости. Пётр Пантелеевич раскрыл окно для проветривания. Разложил на столе съестные припасы, взятые с собой.
– Мама, садись, поешь, а я схожу могилку поправлю.
Он нашёл в сарае необходимые орудия труда, инструменты и вернулся на кладбище. Смастерил столик, лавочку, привёл в порядок могильный холмик. Потом сел на свою свежеструганную лавку и задумался.
– Вот как, значит, получается, – произнёс он после долгого молчания, – выходит, Пётр Пантелеевич Семешко – это ты. Я прожил твою жизнь. А кто тогда я? Где моя жизнь? Не знаю… У меня твоё имя, твои родители, твоё детство, твоя судьба… Я жил вместо тебя. Своё имя и свою судьбу я где-то потерял во время войны. Ничего о себе не знаю. Всё, что я знал о себе – оказывается, это всё твоё. Нет, ты не переживай, я не уронил твоё имя в грязь, я достойно пронёс по жизни твоё имя. Твоё имя всегда звучало гордо. Но прости, я не знал, что оно – твоё, а не моё… Имя не моё, судьба не моя, страна не моя… Теперь мне надо искать всё своё. Но ты не волнуйся, я тебя не подведу, от тебя не отрекусь. А к лету обязательно поставлю тебе памятник, тёзка!
* * *
Петру Пантелеевичу не давали покоя слова матери о его отчислении из лётного училища. Для него это было тогда тяжёлым ударом, морально-психологической травмой, но как только он начал учиться в институте инженеров железнодорожного транспорта, прошла хандра и наступила новая жизнь. Ведь он, как оказалось, любил железную дорогу не меньше неба, а поезда – не меньше самолётов. Оглядываясь на пройденный путь, он ни на секунду не жалел, что его жизнь прошла на железной дороге. Две с лишним сотни изобретений свидетельствовали о том, что не зря он посвятил свою жизнь тепловозам и электровозам. Когда его приглашали выступить перед молодёжью, он упоённо говорил о технике, о локомотивах, о рельсах и шпалах…