— Я хочу, чтобы ты отвязался от меня наконец. — Голос Стремутки отвердел. — Хватит играть в мальчишеские игры! Но если ты и дальше станешь изображать из себя пророка из народа, то…
— То ты употребишь власть, — закончил за него Глыбин. — Не оригинально, знаешь ли. Как и фигура умолчания, которую ты сегодня изобразил. Что такое депутатский запрос, надеюсь, знаешь.
— Депутатство не вечно, ты это тоже знаешь.
— Как мое, так и твое. Будь здоров. Одумаешься — приезжай, двери открыты.
Не подав руки, Глыбин вышел. Получил в гардеробе куртку, прошел во двор и стал сосредоточенно счищать снег с машины. Чувство неловкости исчезло, на его место заступила досада. Неужели и он в чем-то не прав? Причина, конечно, в самолюбии, Петр дал ему разыграться. Но с чего бы? Ничего такого, что могло задеть его самолюбие, он сегодня не сказал, между ними бывали стычки и поострее. И вдруг: «Хочу, чтобы ты отвязался…» Значит, что же, конец дружбе? Столько лет как братья, и все к черту? Ради чего?..
Пришла Лида, в руках две сумки, недовольная.
— Заставляешь таскать… Что случилось, Вась?
— Ничего особенного. Приятно поговорил с шурином.
— О господи, опять… Когда на тебя угомон сойдет?
— Наверно, никогда, Лидунь. Таким уж родился, не ворчи.
— Поворчишь на тебя…
Глыбин прогрел мотор и вырулил со двора. По городу ехали молча, Лида никогда не отвлекала его разговорами в городской сутолоке. Но за городом не утерпела, спросила:
— Из-за чего сегодня-то?
— Смотри, как снег прикатали, — вместо ответа сказал Василий. — Дорога скользкая, Лидунь, помолчим до вечера.
— Помолчим, — согласилась жена. — Радио включу?
Он кивнул. На волне «Маяка» передавали легкую музыку. А снег все шел, крупные хлопья летели то прямо, то взвихриваясь от налетавшего ветра, и вся земля была уже белая, без зеленых и коричневых пятен, — для середины октября погода необычная.
— Дети, сначала научимся правильно сидеть за столом, — сказала первоклашкам Варвара Петровна. — Спину распрямите, ноги поставьте на ширину плеч, руки положите на стол ладонями вниз, вот так…
Варвара Петровна была молодая и веселая, первоклашки обожали ее, поэтому послушно приняли правильную позу и соблюдали все четыре года. А в Васю Глыбина правило вошло на всю жизнь. За каким бы столом ни приходилось ему сидеть — в классе механизаторского всеобуча, на собрании, в столовой, в гостях, дома за обедом, — спина у него всегда прямая, ноги расставлены, руки на столешнице ладонями вниз. Он давно уже понял, что в такой позе и других слышишь хорошо, и сам соображаешь неплохо. С годами, правда, руки становились беспокойными — пальцы начинали выбивать дробь, и по тому, как они ее выбивали — спокойно, бурно, медленно, нервно, можно было судить о его настроении.