— О, электрические стеклоподъёмники! — воскликнул поражённый он, — а третье сиденье у Вас есть?
— Нет, третьего сиденья у меня нет, — господин Яэль, — терпеливо отвечал Леви, — но его монтаж предусмотрен и, если Вам хочется, Вы можете его приобрести и установить.
Рыжий протянул свою тёпло-влажную липковатую ладонь, Леви пожал её, вызвав автоматическую улыбку рыжего, который торжественно и чувственно произнёс:
— Я очень, очень заинтересован в этом автомобиле. Обязательно, сегодня же позвоню Вам.
Он так никогда и не позвонил, и больше Леви ничего об этом рыжем пекаре не слышал.
Леви вернулся в дом своего ночлега, пришёл хозяин Миха и они вдвоём, как уже завелось, сели в большой вагон Вольво 940, заехав за угол, припарковались, и пошли в Дом Учения — Бейт Мидраш. После возвращения с молитвы, был неизменный оранжево-коричневый супчик с мизерными подушечками из теста и жаренное мясо. После трапезы, Леви поднялся к себе, помылся, почитал учебник английского языка и крепко заснул. Незаметно всё тело погрузилось в состояние «Stand by», а часть души подключилась к каким-то никому неведомым уровням Небес. Для подзарядки. Sleep sweet.
Ноги неспешно бредут по изборозждённому глубокими старческими морщинами асфальту, впитывая его пыль и неизбывную грусть. Улица Курляндская. Институт Авиаприборостроения, из социалистического прошлого стоит слегка возвышаясь над закопчёнными домами с коммунальными квартирами, в которых живут по много семей, стараясь с миром делить одну уборную, одну кухню, иногда одну плиту — по конфорке на семью. Не доходя до школы 271, где Леви когда-то и сколько-то учился, он решает завернуть на Дерптский переулок, чтобы пройдя через него попасть на проспект, теперь называемый Рижским. В конце проспекта виднеются ершистые воды Фонтанки: рядом Финский залив и его приливы и отливы с Северным ветром влияют на настроение реки. Бывает, что осенью это настроение таково, что воды выходят из берегов и идут гулять по набережной, разливаясь всё дальше и дальше по прилегающим улицам и площадям. На повороте ноги поворачивают налево, на Рижский проспект. Когда-то посредине него лежали трамвайные рельсы, те рельсы, на которых оставил свою пятилетнюю руку мальчик по имени Юра. По рельсам ходил трамвай, мерно постукивая и позвякивая уже с пяти утра. Пришла новая власть и руководитель города приказала убрать рельсы, перепродав их на переработку, как старый металл, а альтернативой передвижения стали «маршрутные такси», а их владельцем какой-то её родственник или приятель.