— Да, — вздохнул Голубь, разглаживая законченный шов. — Мне пиджак порвал, а Коновалову такую блямбу поставил — на пол-лица. Смотреть страшно.
— Зато пиджак, наверно, цел, — заметил Васильев.
Он уселся, рассеянно перебирая бумаги на столе.
— Арсений Петрович, — догадался Голубь, — вы из-за Масленниковой приехали?
— И из-за нее тоже, — кивнул Васильев. — Кстати, что за бабочка?
Голубь пожал плечами:
— Ничего. Губа у Брагина не дура. Двадцать лет ей. Спокойная. Спрашивал, знала ли, чем Брагин занимался.
— Ну?
— Говорит, догадывалась. Сама новоселовская. Жила тут недалеко, под Ачинском, у родственников.
— Ну?
Голубь непонимающе посмотрел на него.
— По разбою в Березовке ничего нового?
— Ничего, я же писал в рапорте. Она указывает два красноярских адреса, но в Красноярске не была. Слышала их от Брагина как-то.
— Худо.
— А что, совсем темно? — спросил Голубь.
— Да нет. Троих задержали. Спасибо тебе за Шпилькина. Кое-что из него все-таки вытянули. Он им менял облигации, в налете не участвовал. Но дальше темный лес. Все валят на какого-то Лабзева. А связь с ним поддерживал, якобы, четвертый. Его при задержании в перестрелке убили. Денег у них изъято тысяч восемь — и все. Словом, кого-то они отмазывают. Вот так. А как Масленникова сейчас?
— Живет у дальней родственницы, одинокой старухи. Ни с кем не встречается. Проверяем ее связи, которые она называла. В Новоселово человек послан.
— А как поживает Жернявский?
— Начмиль бывший? Работает бухгалтером в кооперативе. А что?
— С ней не встречается?
— Нет! — уверенно произнес Голубь. — Я бы сразу знал.
— Ты вот что, организуй-ка его сюда. Что-то я его физиономию позабыл.
* * *
— Здравствуйте! Сколько зим, сколько лет! — добродушно приветствовал Жернявский Васильева и Голубя. Сказано это было таким тоном, будто не его вызвали в милицию, а он, Жернявский, принимал у себя долгожданных гостей.
— Давненько мы не виделись, Роман Григорьевич, — сказал Васильев, жестом приглашая его садиться.
— Давненько. — Жернявский сел, аккуратно поддернув брюки. — С того самого времени, как меня вычистили из начмилей.
— Все обиду таите?
— Нет, не таю, Арсений Петрович, — весело ответил Жернявский. — Воспринимаю, как неизбежное. Новое вино не хранят в старых мехах.
— Ну, вы далеко не старик. Сколько вам лет?
— Сорок два.
— Вот видите, — расцвет сил.
— Расцвет, — согласился Жернявский. — Только почему-то он приходится на закат моей общественно-политической деятельности.
— Ага, — усмехнулся Васильев, — все-таки таите зло на нас.
— Боже избави! — махнул рукой Жернявский. — Я не девица. Понимаю: белый офицер — начальник рабоче-крестьянской милиции в волости — это же нонсенс!