Клаш, и чего ты в нем нашла, чтобы так зверски, до беспамятства втрескаться? Не, Олег отличный парень: неглупый, малопьющий (по сравнению со мной хотя бы) — но и не более того. Молчалив (что, может, и неплохо, не берусь судить), угрюм даже. А ты заметила, как он все время затравленно оглядывается? Вот вроде слушает тебя, а сам то и дело глазами за ушами шарит. Неужели это всего-навсего из-за Зинки?
А Зинку я ненавижу. Вот так просто: ненавижу. Знаю, что ты подумала… Нет, я не всех баб ненавижу. Тебя же вот люблю. Почему ненавижу именно eе? А она змея. Ты вот о губах ее тонких. А язычка раздвоенного за этими губами не заметила? Присмотрись. Ясно, почему она тебе не симпатична. Но ведь я же не ты, не влюблен в Олега. Cкорее уж он в меня. А что? Почему бы и нет? Только не ревнуй, не кидайся на амбразуру: он не в моем вкусе.
Кирилл был у меня на прошлой неделе. Просто так, позвонил и забежал. Притащил видео: какой-то кровавый боевик. Забрался с ногами на диван и так просидел часа три. Фильма я не запомнил, потому что больше на Кирилла пялился, чем в экран. Ты права: офигеный мальчишка! Такой человечище сладкий растет! А насчет того, что у него дома, с Зинкой все в порядке — тут у меня есть кое-какие сомнения… Я все время чувствую, что он поговорить со мной хочет и залетает ко мне последнее время то и дело не ради видео (что, у него дома посмотреть не на чем?), а вот не получается у него поговорить, а я подталкивать боюсь. Я вообще его боюсь, прелесть эдакую, теряю не то что сарказм свой, а и остатки чувства юмора. Соду из холодильника таскаю и молчу. И он молчит. Улыбается и — молчит. Я, кажется, понял, чем Олег сломил тебя: у Кирилла отцовская улыбка. Лучистая какая-то…
Так, все. Теперь меня понесло куда-то не туда…
Насчет пикничка нашего традиционного: а как же!? Во имя родной нашей конституции, сто шестьдесят седьмая (или какая там?) поправка к которой дала женщинам право голоса (зачем оно им — это второй вопрос), а мужикам право спать с мужиками — во имя этого стоит собраться и нажраться. Мясо я замариную. Ну, а ты, как всегда, со своими непревзойденными салатами (ой, слюна отделяется от желудочного сока). И не думай «ехать — не ехать». Он же там будет! Позвоню-ка я завтра Зинке, узнаю, что они везут: гулять-то вместе предстоит…
А насчет души, которая у тебя к пикничку «не лежит» или «не стоит»… Трудно тебе было в последнем слове ударение как-нибудь обозначить!? Ой, любишь ты неопределенность! «Стоит» или «стоит»… Жили-были два мальчика в тихом приволжском городе. Оба закончили одну и ту же гимназию. Оба выучились на юристов. Оба пошли в большую политику. На этом аналoгии заканчиваются. Один из них до самого последнего момента не мог решить этого вопроса: «стоит» или «стоит»? И вот уже пьяная матросня, славно отделав «славный» женский батальон, неторопливо облегчалась на мрамор Эрмитажа, а этот бывший мальчик все еще бегал из угла в угол по своему кабинету, бормоча: «Стоит? Или стоит?» Как ему в таком состоянии духа удалось перебежать в Финляндию — для меня загадка. Тот же, второй, его земляк, вдохновитель бухих тех матросов, на этот же самый вопрос отвечал простенько и со вкусом: ударение, дескать, следует ставить так, как это будет выгодно для дела революции. И так и поступал. И убедил в этом всю страну. И выиграл. И вскоре тихо скончался в подмосковных Горках. А тот, первый, который нерешительный и потому проигравший, еще много-много лет прозябал в Соединенных Штатах.