Комбат связывался по рации со штабом, доложить, получить новую задачу, и дальше вперед. Ну а нам чуть отдохнуть, привести себя в порядок, и марш! Вот только что с пленными делать?
– Зачем храм Божий осквернили? – спросил наш ротный у фрицев, боязливо жавшихся друг к другу. Спросил по-русски, но те, кажется, поняли. Двое залопотали что-то по-своему, а третий, наконец оклемавшийся, унтер, судя по знакам различия, зло выкрикнул в ответ что-то вроде «комм тойфель»…
– Тойфель? – переспросил ротный. – Значит, верно говорят, что вы черту служите. Не пропаганда.
И выстрелил немцу в живот.
На шум выглянул комбат. Ему доложили: фриц застрелен при попытке нападения. Хотя вообще-то разбирательства не последовало бы и так. Военная прокуратура смотрит больше за тем, чтобы не смели мародерничать и насильничать своих гражданских. Вот с этим действительно строго. А фриц, может, у него за пазухой был ствол или нож, откуда нам знать? Опять же, как я сказал, обычно если у фрицев находим фотографии со зверствами, то таких сразу в расход, и всем на фронте это известно, включая особистов.
Так что сразу после боя – можно. После уже нет. Неделю назад красноармейца Михеева из третьего взвода в штрафную роту отправили за то, что он фрица пленного в тыл не довел. Он перед тем письмо получил, что вся семья его в оккупации погибла. Говорит, напасть пытался, тащ командир… А на тело глянули, сразу видно, пуля в затылок, вблизи и сверху вниз, на коленях, значит, фриц стоял. Так ротный ему при комбате и других: дурак ты, в грудь надо было, тебе бы поверили, а так, извини.
А тут дело ясное. Никто и слова не скажет.
Старший лейтенант Смоленцев Юрий, «Брюс».
Под Ленинградом. 4 января 1943 года
В заповедных и дремучих новолисинских лесах всякая нечисть ходит тучей, в бедных фрицах сеет страх. Лес тут действительно, как тайга, густой. Ну а лесная нечисть – это мы. Искореняем фрицев как вид живности. И не просто так, а чтоб на психику давило.
От Мги на запад по железке на Гатчину. Дошли до станции Новолисино, чуть дальше продвинулись и встали у какой-то речки, именуемой Черной, пересекающей упомянутую железку в трех километрах к западу от станции. По этой речке теперь фронт и проходит.
Что мы тут делаем? Опыт передаем. Двое нас – я и Влад. И за линию фронта нам нельзя. Как нам сказано, успеете еще повоевать, когда на немецкую линию «Пантера» выйдем, по Чудскому и Псковскому озерам. Там по специальности поработаете. А пока себя в норме держите, товарищей инструктируйте, но самим на ту сторону ни шагу! Без крайней необходимости, конечно. А что есть таковая… Ну вы сами понимаете, это понятие относительное.