– Командир велел дать вам ключ от мастерской. Не знаю, что вы там отыщете. Страшную пыль и стаю пауков, как я думаю.
– Он разрешил мне взять картину. Сказал, что я могу пойти и выбрать.
Петтифер медленно вытер свои натруженные, с распухшими суставами руки.
– Мне придется поискать этот ключ. Он спрятан для пущей верности. Я не хотел, чтобы ключ болтался там, где каждый, кому не лень, может прибрать его к рукам. Там много ценного, в мастерской этой.
– Пожалуйста. Я подожду столько, сколько надо. – Неодобрение Петтифера просто убивало меня. – О Петтифер, не сердитесь!
Это смягчило его.
– Да я не сержусь. Может быть, эгоизм проявляю как раз я. Может, это просто я не хочу, чтобы вы уезжали.
Внезапно посмотрев на него другими глазами, я увидела не вездесущего Петтифера, главную ось всего домашнего уклада, а старика, почти одних лет с моим дедом и, наверное, столь же одинокого. Я почувствовала комок в горле и в какой-то страшный момент решила, что сейчас расплачусь, второй раз за этот день, но тут Петтифер сказал:
– Только не надо выбирать какую-нибудь голую фигуру. Неудобно это. – И опасный момент остался позади, и мы опять по-приятельски улыбались друг другу.
В тот же день Молли одолжила мне машину, и я проехала пять миль до железнодорожной станции, где купила билет на ночной субботний поезд до Лондона и зарезервировала себе спальное место. Ярость ветра немного поубавилась, но все равно погода была жуткая: штормило, повсюду валялись поваленные деревья и виднелись следы разрушения – раскуроченные теплицы, обломанные ветви и весенние посадки луковичных растений, сровненные с землей.
Вернувшись в Боскарву, я застала Молли в саду, закутанную от холода (даже Молли в такой день не удалось сохранить элегантность) и пытавшуюся поднять, подвязать и тем самым спасти наиболее нежные из росших возле дома кустарников. Увидев машину, она, похоже, решила, что на сегодня хватит, потому что, когда, поставив машину, я шла к дому, то встретила ее, шагавшую мне навстречу. На ходу она стягивала рукавицы и убирала под косынку выбившуюся прядь.
– Ни секунды больше не выдержу, – сообщила она мне. – Ненавижу ветер, я от него ужасно устаю. Но мой милый волчеягодник поломан в щепки, и все камелии пожухли от ветра. Стоят прямо черные. Идемте в дом и давайте выпьем чаю.
Пока она переодевалась, я поставила чайник и приготовила чашки и поднос.
– Где все? – спросила я, когда она опять появилась, волшебно преобразившаяся и вновь безупречно аккуратная в каждой детали туалета, от жемчужных колец на руках до изумительно подходящих к этим кольцам серег.