Я откинулась на спинку кресла и, задремав, услышала голос матери: «Я его не боялась, я любила его. Мне надо было вернуться».
А еще она назвала имя София, но я так и не узнала, чье это имя.
Наконец я заснула, и мне приснилось, что я там. Но во сне дом в Боскарве не имел ни формы, ни очертаний, и единственной реальностью в нем был шум ветра, пробивающего себе путь вглубь суши, – свежего и холодного морского ветра.
Вскоре после полудня я была в Лондоне, но хмурый день потерял форму и предназначение, и я не могла вспомнить, чем собиралась занять остаток дня. В конце концов я села в такси и отправилась на Уолтон-стрит повидаться со Стивеном Форбсом.
Я нашла его наверху – он разбирал ящик с книгами, полученными из одного старого проданного дома. Он был один и, когда я появилась на лестнице, поднялся и направился ко мне навстречу, решив, что это потенциальный покупатель. Когда же он понял, что это я, он совершенно преобразился.
– Ребекка! Вы вернулись!
Я стояла, не вынимая рук из карманов пальто.
– Да. Прилетела около двух часов дня.
Он смотрел на меня с вопросительным выражением.
– Моя мать умерла вчера рано утром, – сказала я. – Я как раз успела. Мы провели с ней весь вечер и все говорили, говорили…
– Ясно, – сказал Стивен. – Я рад, что вы повидали ее. – Он очистил от книг край стола и облокотился на него, скрестив руки и глядя на меня через очки. – Ну и что вы собираетесь делать теперь?
– Не знаю.
– Вы выглядите крайне усталой. Почему бы вам не взять несколько дней отпуска?
Я опять сказала:
– Не знаю.
Он нахмурился:
– Не знаете чего?
– Не знаю, что делать.
– Ну а что вас смущает?
– Стивен, вам приходилось слышать о художнике по имени Гренвил Бейлис?
– Господи, конечно! А почему вы спрашиваете?
– Это мой дед.
На лице Стивена появилось испытующее выражение.
– Боже мой! Когда же вы это обнаружили?
– Мне сказала мама. Должна признаться, я и имени-то этого не знала.
– А должны были бы.
– Он очень известен?
– Был. Лет двадцать назад, когда я был мальчишкой. В нашем старом доме в Оксфорде у отца над камином в гостиной висел Гренвил Бейлис. Так что, можно сказать, он был частью моего детства и моего воспитания. Картина изображала серое бурное море и рыбацкую шхуну под коричневым парусом. При одном взгляде на нее, помнится, меня начинало подташнивать, как во время качки. Он был маринистом.
– Ну да, как бывший моряк. Он ведь служил в военно-морских силах.
– Тогда понятно.
Я ждала, что еще он скажет, но он молчал. Тогда я спросила:
– Что мне делать, Стивен?
– В каком смысле, Ребекка?
– У меня никогда в жизни не было семьи.