Отмечая физическую силу, необычайную выносливость и поразительную неприхотливость русских, иностранцы, как правило, с удивлением констатировали два порока: пьянство и лживость. Иосафат Барбаро, посещавший Русь в 1436–1452 годах, отмечал: «Нельзя обойти молчанием одного предусмотрительного действия великого князя: видя, что люди из-за пьянства бросают работу и многое другое, он издал запрещение изготовлять брагу и мёд и употреблять цветы хмеля в чём бы то ни было. Таким образом, он обратил их к хорошей жизни».
Не обратил, к сожалению. Через четверть века после этого сообщения другой путешественник, Амброджо Контарини, писал: «Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются. У них нет никаких вин, но они употребляют напитки из мёда, которые они приготовляют с листьями хмеля».
Сентенции подобного рода можно найти в записках иностранцев и всех последующих этапов нашей истории. Правда, периодически московские государи пытались противостоять алкогольной стихии. И, как ни странно, к их числу относился Иван Грозный, фигура крайне противоречивая.
«В Московии же нет нигде шинков, – с удивлением констатировал Михалон Литвин, – и если у какого-нибудь домохозяина найдут хоть каплю вина, то весь его дом разоряется, имения конфискуются, а сам хозяин навсегда сажается в тюрьму».
Но проходил пяток лет, и всё возвращалось на круги своя: государственная казна оскудевала, а самым надёжным и быстрым средством пополнять её была винная монополия.
Читая характеристики московитов иностранцами, следует учитывать известную долю преувеличений, присущую им. Особенно заметно это при наделении русских таким качеством, как хитрость. Здесь иноземные гости исходили скорее не из собственной практики, а из общего понятия о населении Руси как об азиатах, которые, конечно же, должны отличаться изощрённостью ума. Вот, например, что писал по этому поводу Павел Алеппский, сын антиохийского патриарха: «Один еврей, родом из Салоник, состоявший переводчиком по греческому и турецкому языкам при врачах царя, говорил нам, что евреи превосходят все народы хитростью и изворотливостью, но что московиты и их превосходят и берут над ними верх в хитрости и ловкости».
Павлу Алеппскому вторили другие путешественники, которые тоже делали упор на коварство и непредсказуемость московитов. Хитрее и лукавее людей они якобы не встречали. При этом московиты, зная о своей репутации у иностранцев, часто выдавали себя за представителей других национальностей, желая внушить к себе больше доверия.
Поскольку контакты с иностранцами на Руси никогда не поощрялись, можно полагать, что речь в их записках идёт о представителях правящей элиты и купечества. То есть иноземцы, выражавшие своё неудовлетворение нравственным обликом московитов, сталкивались с ними на дипломатическом поприще или в торговле. Не получая полного удовлетворения своим непомерным притязанием и амбициям, они переносили это неудовольствие на всех московитов вообще.