— Заведомо? — старпом поднял бровь.
Сходу поверить шельме — это додуматься нужно. Но Стас — святой человек, всем известно.
— Связываться с ними не надо было, — сказал второй канонир, Арман, молодой, чуть старше меня. — Теперь-то — конечно, а вот врезали бы сразу…
Капитан вздохнул, сдерживая раздражение: он был согласен с Арманом. И я был согласен с Арманом. Им с капитаном в этой войне досталось больше всех в рубке. У капитана погибли сыновья, оба, вместе с нашим крейсером «Справедливый», взорванным ещё в первых боях, а Арман потерял всю семью, работавшую на уничтоженной станции связи в районе системы Т-897-омега — на Земле по этому поводу был объявлен трёхдневный траур. Как он вообще умудрился удержать себя в руках, а не всадить ракету сразу — даже понять тяжело. Дисциплина, да. Но я бы на его месте…
— Дети, — почти шёпотом сказал Стас. — Дети же.
Ясное дело. Он одинокий. Всю жизнь болтался по космосу, чужих детей спасал — своих не завёл. И рана у него в душе на этом месте, ничего не сделаешь.
— Дети, — кивнул капитан. — Не спорю. Допустим. Но в осином гнезде, знаешь, тоже дети. Только не человеческие. И вырастут из них осы. Состоящие, главным образом, из жала. Пожалеешь?
Стас отвернулся и принялся что-то поправлять в прицельной сетке.
— Что ж Землю вызвали, капитан? — спросил Арман. — Ответственность на себя решили не брать?
Капитан промолчал.
«Апельсин» плыл перед нами тихо-тихо, и тень нашего ракетоносца на нём превратила его в луну, убывающую на четверть.
— Сколько их ждать-то? — хмуро спросил старпом. — Так и ждать — по боевой тревоге? Ведь любая провокация возможна, так я понимаю?
Капитан неожиданно улыбнулся.
— Точно, — сказал он. — Вот бы они её устроили, провокацию… Вот пусть только дёрнутся! Пусть хоть шевельнутся — я тогда… и буду полностью прав, перед Землёй и перед совестью. Я всё, что полагалось, сделал.
Эти его слова, по-моему, всем всё объяснили, и все успокоились. Но мне было как-то не по себе.
Я пытался представить себе этих… пять тысяч…
Осы…
Нас и взрослые-то яростно ненавидели, а эти, очевидно, и вовсе… И дело даже не в пропаганде, мне кажется. Ведь у них был дом, история, всякие архитектурные памятники, священные места, где их предки поклонялись каким-нибудь тамошним богам, курорты там, заповедники… Теперь ни чёрта у них больше нет. Ни музеев, ни заповедников, ни курортов, ни школ, ни больниц… ни их домов. А их мамы и папы превратились в радиоактивный пепел. Если подумать, то они должны гораздо больше нас ненавидеть, чем мы их. У меня по спине полз мороз, когда я всё это себе представлял.