— Нет, ты послушай! «Многие пеняют мне, что позиция наивного аборигена, изучающего нравы Европы, не выглядит достаточно натуральной. Это правда — мне было бы трудно притвориться неграмотным крестьянином, что растит хлеб свой в поте лица под сенью Анд. Но я — единственный представитель миллионов молчащих людей, и я говорю от лица их всех. Белый человек принес в Америку великую культуру, цветы и плоды цивилизации — это правда. Но почему же у нас, в Южной Америке, принято умалчивать, в какой острой конкурентной борьбе мнений и пониманий, методов и приемов поднялась белая цивилизация? На севере Америки индеец видит воочию, как отличаются на практике методичность немца, вдохновение француза, рачительность голландца, научная увлеченность англичанина и благочестие испанца, и может по собственному разумному выбору пользоваться множеством инструментов белого мира, почему же наше, южное меню столь ограничено?» — нет, ну каков, а?
Тетушка перекрестилась.
— Так он и до святости церковного брака скоро доберется, — сердито сказала она.
— Уж я надеюсь, — пробурчала себе под нос Архента, не успела я поймать ее за язык.
Тетушка и дядюшка одинаково вытаращились на меня.
— Ну а что вы на меня смотрите? У меня есть основания желать, чтобы ни одна девушка больше не повторила моей судьбы.
— Ну это же совсем другое.
— Почему другое. Вон, в Соединенных Штатах можно развестись, если супруги друг другом тяготятся, а у нас Эухенио сколько лет не может добиться развода с Мартой, которой и в стране-то нет, не то, что в его доме.
Они переглянулись.
— Последние времена настали, — вздохнула тетушка, — здоровая незамужняя женщина против брака выступает.
— Это у меня все от зависти, — пробурчала я.
Дядюшка закрыл лицо газетой и захихикал.
— Дождаться не могу, когда он правда об этом напишет. Не может не написать же рано или поздно. Страшно, конечно, какой бемц будет, но нас-то тут вряд ли зацепит.
Ждать долго не пришлось. Ноэнта прислал мне самое короткое из писем.
«Приезжай в Буэнос-Айрес. Я начинаю ломать, мне понадобится помощь»
Эухенио встретил нас с Санчей на вокзале, как обычно, с коляской, и осыпал новостями. Отец подумывает продать дело своим компаньонам. Пенелопа снова беременна. Анхела учится играть на скрипке. В городе идет международный шахматный турнир, обещают, что два гроссмейстера будут вести одновременную игру со всеми участниками клуба, желающие смогут наблюдать. В газетах ужасный скандал, все ругают твоего, ну ты понимаешь кого, он вывалил здоровенную статью про кризис брачного права в католических странах Европы и обещает продолжение про протестантские обычаи. Его чуть ли не анафеме уже предают, видела бы ты.