Это были детские голоса. Не веселые и звонкие, а тихие, едва различимые. Голоса приближались, и Август поспешно отступил за ствол старой липы. Он стоял, затаив дыхание, и всматривался в темноту. Какое-то время ничего не было видно, а потом он увидел движущиеся огоньки. Понадобилось время, чтобы понять, что на самом деле огоньки – это свечки, которые несли в руках дети. Он насчитал семерых. Трех мальчиков и четырех девочек. Впереди процессии шла Агния. На ее плечи был накинут темный плащ, почти полностью скрывающий ее фигуру. У нее единственной в руках не было свечи. Она шла, иногда оборачиваясь на детей, и улыбалась. По крайней мере, со своего наблюдательного пункта Августу так казалось.
Они остановились у башни. Дети выстроились вокруг Агнии, осторожно поставили свечки на землю. Налетевший вдруг ветерок, качнул пламя, но ни одна из свечей не погасла. Агния снова улыбнулась. Теперь Август был абсолютно уверен, что это улыбка! Дети сделали шаг назад. Агния закрыла лицо руками, и в этот самый момент дети бросились врассыпную. Одинокая фигура в плаще какое-то время оставалась неподвижной, а потом резко обернулась и уставилась прямо на Августа. Ему так показалось. Видеть его Агния никак не могла, но страх заставил его отпрянуть и глупо, по-бабьи, зажать рот ладонью.
– …Кто не спрятался, я не виновата… – донес ветер обрывки слов.
Прятки! Вот что это было! Агния играла с детьми в прятки. Ночь не была для нее помехой, наоборот, ночь делала игру еще увлекательнее!
Август затаил дыхание, когда закутанная в плащ фигура медленно проплыла мимо него. В ноздри шибанул уже знакомый запах полыни и ладана. А еще, кажется, свечного воска. Август прижался затылком к стволу дерева, мысленно досчитал до десяти и, крадучись, двинулся вслед за Агнией.
Что заставило его обернуться, Август и сам не знал. Словно бы кто-то потянул его за сюртук, вынуждая сначала остановиться, а потом посмотреть на башню.
В огненном круге из свечей стояла девочка. Август готов был поклясться, что ее не было среди детей. Никто не играет в прятки босиком и в ночной сорочке…
Девочка тряхнула головой и свечи – все разом! – погасли. Словно бы их задуло налетевшим порывом ветра. Распущенные волосы девочки взметнулись вверх над головой, обнажая узкие плечи и худенькую шею. Вот только ветра не было. На дереве, под которым притаился Август, не шелохнулся ни один листочек.
Девочка медленно обернулась, помахала Августу рукой и, поддернув ночную сорочку, вышла из круга, очерченного погасшими свечами. Она шла к Августу, а у него не было сил даже шелохнуться. Он стоял, глядя на приближающуюся фигурку, и все отчетливее понимал, что девочка мертва. Или вернее сказать – не жива? От нее исходило едва различимое сизое свечение, а лицо было неестественно бледным, куда бледнее, чем у Агнии. И глаза… ее глаза тоже были неживыми. Таких глаз не может быть ни у ребенка, ни у любого другого живого существа. Таких глаз и такого взгляда. Несмотря на то, что Август все еще прятался в темноте, девочка знала, где он. А быть может, не знала, а видела. Она шла к нему неспешным, танцующим шагом и улыбалась, как старому знакомцу.