К Катеньке, естественно, ходить было некому, но ей было известно, что в качестве так называемой «комнаты для свиданий» здесь использовали обычную больничную палату, расположенную ближе всех к входу. По этой причине в ней не было постоянных «жильцов». Такие свидания с родственниками, периодически позволявшиеся не буйным больным, осужденным за малой тяжести преступления, призваны были служить стимулом к исправлению и порождать стремление к выздоровлению. Ей, как в издевку, тоже в первый же день показали эту палату и объяснили ее предназначение. Знали, что сирота, но, как сказали, положено по правилам…
— Здравствуй, девочка, — ровным голосом сказал вошедший мужчина.
— Здравствуй, дедушка, — также ровно ответила она.
Усмехнувшись углом рта, незнакомец весело посмотрел на нее и сказал:
— Грубишь?
По тону мужчины, Катенька не поняла, спрашивал он или констатировал факт. Резко контрастирующая с окружающей обстановкой веселость его взгляда была ей непонятна, пугала, заставляя вспоминать все то, чем она жила до кошмара. Она знала, что за секундное возвращение эмоций потом ей придется расплачиваться бессонными ночами и заплаканными подушками, поэтому, возмутившись таким бесцеремонным вторжением в ее маленький, тщательно оберегаемый мирок, ответила с вызовом:
— А мне можно, я дура!
— Ты не дура, ты сумасшедшая, а это две разные вещи. Можно сказать прямо противоположные, — ничуть не обидевшись на резкий тон, спокойно сказал мужчина.
— Я не сумасшедшая! — совсем разозлившись на свою растерянность, едва не сорвавшись на крик, воскликнула Катенька.
— Ну вот, тебе не угодишь, — опять усмехнувшись каким-то своим, непонятным для нее, мыслям сказал незнакомец, — ты, девонька, определись в приоритетах. То орет «дура», то уверяет, что нет!.. А вот то, что не вежливая ты, так это я невооруженным взглядом вижу. Предложи присесть калеке…
Сбитая с толку, погруженная в давно не испытываемый ею водоворот эмоций, разрастающийся и сносящий все выстроенные с таким трудом защитные барьеры, Катенька, цепляясь за привычный порядок сравнительно устоявшегося течения жизни, зло прошептала:
— А вам разве нужно разрешение? Что с меня взять? Дура я и есть дура. Суд признал, тому так и быть. Я вроде этот, зек, так что не мне диктовать правила хорошего тона. И вообще…
— Нет, все же ты действительно лапочка… — совсем уж неожиданно, с отеческим теплом в голосе произнес мужчина.
Услышанное было тем неожиданней, что полностью не соответствовало всему ходу разговора, его направленности и, тем более, предложенному Катенькой тону. Услышав такие слова, сказанные с забытыми теплыми интонациями, Катенька окончательно растерялась. Приступ удушья перехватил горло, глаза неожиданно защипало, и подбородок предательски задрожал.