Снова всхлипнув, Талия закрыла глаза, охваченная страхом – таким же первобытным, как и буря за стеной.
Она может снова пойти в душ, чтобы не слышать завываний бури, но сможет ли она выбраться из кровати? Ее парализовал страх, и разум отказывал ей. Все ее силы уходили на то, чтобы просто лежать и выжить. Но ведь эта буря когда‑нибудь закончится… Конечно, она скоро закончится…
Так же, как в тот раз. Талия попыталась вспомнить о своем спасении, но за окном снова вспыхнула молния, свет от которой проник сквозь щели в ставнях, и вслед за ней раздался оглушительный гром. Ее охватил леденящий страх. Она была заперта в крошечной комнате, когда вокруг бушевал шторм, и жизнь ее висела на волоске.
Ангелос закрыл компьютер. Он не мог сконцентрироваться на работе, когда вокруг бушевала такая буря. Но если быть честным, дождь и ветер за окном его мало волновали. Его волновала буря, которая бушевала в его душе.
Он пребывал в волнении целый день – с тех пор, как отправился на пикник с Софией и Талией. С тех пор, как рассказал ей кое‑что о своем детстве, приоткрыл дверь к своей душе. И с тех пор, как ощутил ее гибкое тело, увидел ее вздымавшиеся груди и желание в ее золотисто‑зеленых глазах.
Застонав, Ангелос поднялся из‑за стола. Хватит сегодня работать. Сейчас он примет холодный душ, а завтра уедет в Афины.
Но ведь он не хотел возвращаться в Афины. Да, он волновался сегодня, но он хорошо провел время с Софией.
И с Талией. Ты наслаждался временем, проведенным с нею.
Ради Софии он должен остаться. Через несколько дней у нее будет день рождения, и ради этого, по крайней мере, он должен остаться. Он должен постараться быть таким отцом, которым никогда не сможет быть.
Ангелос пошел наверх, в доме было темно, лишь балки и ставни поскрипывали на ветру. Он поднялся на лестничную площадку – и вдруг услышал звук, который поначалу принял за завывание ветра. Это был тихий стон. Застыв на месте, Ангелос нахмурился. Звук повторился снова. Это был животный звук – боли или страха.
Нахмурившись, Ангелос пошел по коридору. Сердце его сжалось при мысли о том, что это София, должно быть, стонет от страха. Потом он понял, что звук доносился не из комнаты дочери, находившейся в конце коридора, а из‑за закрытой двери прямо перед ним. Из комнаты Талии.
Он снова услышал стон.
– Талия? – тихо позвал он, постучав в дверь.
Никакого ответа. Склонив голову, он стал напряженно прислушиваться. Все было тихо, но по его спине пробежали мурашки. А что, если Талия заболела? Она была странно тихой за ужином, но Ангелос объяснил это долгим пребыванием на море и солнце, а также тем, что она не любила шторм. Однако Софию она окружила вниманием и заботой, поэтому Ангелосу не в чем было ее упрекнуть. Он просто огорчился, когда она ушла, будто в комнате выключили свет, а из него самого выкачали всю энергию.