– Мне трудно представить себе это, Талия, – сказал Ангелос. Он сжал руками подлокотники кресла так крепко, что костяшки его пальцев побелели.
– На самом деле они оказались не такими умными, как о себе думали, – продолжала Талия. Она хотела сказать это весело, но ей не удалось. – Они отправили фото моему дедушке, и он использовал все свои связи, чтобы вычислить мое местонахождение – по тем немногим приметам, которые были видны на фотографии. Через двадцать четыре часа появился вертолет с командой спецназа.
– Вертолет, – помолчав, промолвил Ангелос. – Именно поэтому ты боишься вертолетов?
– Наверное, да. Его звук напоминает мне о том, что случилось тогда. Спасение было… бешеным.
Она вспомнила крики, грохот выстрелов и какого‑то незнакомца, который так схватил ее за руку, что чуть не вывернул ей плечо. Он потащил ее к вертолету. Тогда она не знала, друг это или враг, и что ее ждет – свобода или смерть. Упав в кабине вертолета, она с ужасом увидела, что мужчина был застрелен прямо перед ней. А затем леденящий ужас превратился в невероятное чувство облегчения, и оба этих чувства были непереносимыми.
– Но на самом деле, – сказала она Ангелосу, – меня теперь страшит любое замкнутое пространство. С тех пор, как… я была заперта в этом сарае. Я пыталась избавиться от этого страха, обратившись к психотерапевту, но мне не помогло. – Талия криво улыбнулась. – Мне кажется, что клаустрофобия и страх грозы – это малая цена за мою свободу.
Ангелос покачал головой, все еще сжимая руками подлокотники кресла.
– Не представляю, как ты это пережила.
– А что мне оставалось делать? – ответила она. – После этого я не жила, а просто существовала.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда я приехала в Афины, впервые полетела на самолете за последние семь лет. Все это время я не покидала своей комфортной зоны. После похищения я оставила колледж и укрылась в поместье деда. Я не могла видеть людей, а нахождение в маленьком пространстве, даже в классной комнате, вызывало во мне приступ паники. Мой дед все понимал и позволял мне прятаться. Наверное, он думал, что я снова стану бывать на людях, но я так и не вышла на улицу.
Ангелос в замешательстве покачал головой:
– Но тебе надо было выходить. Ведь ты сказала, что ты художница…
– У меня есть студия в поместье деда. И клиенты приезжают ко мне. А я не выхожу из дома. Я не переношу толпы, многолюдных городов или замкнутых пространств. И от этого иногда я чувствовала себя ущербной, но я была счастлива. По крайней мере, я так думала. – Однако сейчас, почувствовав вкус реальной жизни, волнение, радость и желание, Талия поняла, что не была счастлива. Она, возможно, была довольна, но не более того. Она жила неполной жизнью, не понимая этого, и говорила себе, что ей достаточно.