В руке — пастила. Магдалина отстраняет конечность и смотрит, словно изучает кондитерское изделие. Вдруг быстро — как братья определяют, «созрев» — в рот. На тарелке руины торта. Вольнотелова трезвонит ложкой, кажущейся в ее руке игрушечной, а на самом деле обеденной, ударяя в плоскость тарелки. Сражается с крошками. Периодически Магдалина приближает к себе левую руку, в которой, чудится, что-то есть, но нет — пусто. Она откусывает кусочек плоти на одном из пальцев — и снова к тарелке. Наросты на окончаниях ее пальцев велики и растрепаны, напоминая зубы, обращенные в пространство корнями.
Насытившись, Вольнотелова откидывается на стонущую спинку стула. Живот ее еще больше выкатывается вперед. Она осматривается, цыкая зубами. Одновременно — палец в нос. Неторопливый поиск и даже борьба. Единоборство. Осталовы не смотрят, но ясно им, что добыча подразумевается на вершине пальца. Шероховатый звук разъятия пальцев, и нечто устремляется во внешний мир.
Баночкой Варенья Осталовы окрестили Магдалину в тот день, когда она, по обычаю подозвав: «Подойди сюда, малышшш», — притянула Диму за талию, продолжая разговор с Анной, всей кистью помяла, словно резервуары клизм, его ягодицы, потом, уже большим и указательным пальцами, больно пощипала за щеку и устало произнесла: «Пусть Дима приедет ко мне за баночкой варенья».
От Магдалины пахнет мертвецами, мальчики боятся ее, но сочиняют все большие небылицы про ее психиатрическую и похоронную практику, про ее обжорство и мужчин. Им становится приятна связь «полезного мушшшины» с «баночкой варенья», и то, что таковым, оказывается, уже может быть Дима, который, хохоча над всей этой околесицей, катается по полу, мочится и портит воздух. Фред, возбужденный видом мальчика, наскакивает на него, как на суку, что своей комичностью лишает Диму возможности дышать, а его всегда более сдержанный брат шлепает кобеля по заду, что еще больше раззадоривает пса, и смеется не раскрывая рта, словно силится прочистить нос. Катя сжимает виски руками. От такого веселья у нее начинает раскалываться голова. Софья Алексеевна опускает книгу на колени, сплетает разбухшие от стирки и долгих лет жизни пальцы и ораторствует: «Анна! Фреда развраитает детей. Про пуохого чеуовека так и говорят: собака! Со двора сгоню: погань! Тубо! — Но, видя, что команды тщетны, добавляет: — До чего опостыуеуа!» Осталова, допечатывая страницу, отыскивает глазами ремень, но стоит ей взять его и направиться к сыновьям, как Фред прыгает на нее, вырывает оружие кары и утаскивает его под стол, откуда угрожающе рычит. А если братья дерутся, пес разнимает их, больно щипля зубами за предплечья. Когда мальчики, дразня Тату, залезают на подоконник, чтобы свеситься затем в форточку и задрать ноги, то Софья, утопив беспомощные восклицания, властно проговаривает: «Фреда! Сними мальчонку!» — и эрдель, сообразивший уже, что вмешательство его необходимо, стаскивает ребят на пол, следов никогда не оставляя, за исключением тех росписей, которые проявляет у братьев на коже любое прикосновение. Он портит из-за них свое сердце, эта заботливая нянька, этот «растлитель», их Фред!