Остров (Кожевников) - страница 91


Жена Льва Петровича, Валя, как только появилась на территории Осталовых, запретила братьям переступать порог бабушкинянилюбыдядилевиной комнаты. На шум в коридоре вырывается из помещения в черных мужниных шароварах и пунцовой футболке, под трикотажем которой задорно болтаются, выявляя свой объем, выпуклые, как многоваттные лампочки, груди. Не дожидаясь ее крика, ребята ретируются в комнату.

Первый раз мальчики увидят Валю на улице, выгуливая вместе с Анной Петровной Фреда. Как огурец прыщавая, шествует она рядом с Левой, ростом приходясь ему ниже груди. Безрадостно встречает она их улыбки и наклоны голов. «Почему она такая прыщавая?» — спрашивает Дима, когда они разошлись. «Она работает со свиньями», — куда-то в пространство молвит Анна.

Лев зовет жену Мышь, Мышуха. Валя его — Левик. Но это не гарантирует их от скандалов. А ссорятся они постоянно. Женщина орет на мужа, и он срывается, и оба они перекричать друг друга стараются, в уши вбить оскорбительные слова. Валя может крыть матом. Лева — нет. Он тонок в построении фразы, колющей, сверлящей жену. Валины матерные композиции водопадом окачивают мужа. Диалоги их вначале сдержанны. «Кобель непутевый». — «Перестань». «Онанист вонючий». — «Замолчи». — «Педофил копченый». — «Валя!» Стон, и слезы, и восклицания. Кто — мужик, кто — баба, уже не угадаешь. Как женщина, молит замолчать жену, атаки не выдерживая, и потом, палец выставив и водя им, из угла: «Я — жертва!» — «Ты подлец! Как ты мог не сказать мне?» Каждый скандал заканчивается обвинениями в вырождении рода Геделунд-Осталовых, причиной чего, считает Валя, явился брак Марианы с братом своим двоюродным Петром.

«Мышухе нужны витамины», — накануне получки произносит Лева, а в день зарплаты с полной сумкой яблок с гордым и возвышенным лицом вступает в дом. Яблоки мелкие, жухлого, травянистого цвета. Братья робеют перед Левой и входят к нему с самым дурацким видом, будто бы зашли не то по ошибке, не то против воли. На столе хрустальная ваза, она представляет собой блюдце с зубчатыми краями, покоящееся на высокой ножке, имеющей опорой круглое основание. Как гнездо — яйца, хранит она плоды, на сей раз столь жалкие. Рыжим персикам и песочным бананам нежиться бы в ней, а еще поверх них и вперемежку — янтарным гроздьям винограда, и так, чтобы несколько их, а то и прядка лежала у основания вазы. Обязательно.

Вечером Осталовы смотрят фильм: красные громят басмачей, преследуют по пятам мохнатошапких всадников. Вдруг иные звуки добавляются к многоголосью, копытной дроби, хлопкам выстрелов с экрана и стуку машинок. Не взрывы это, не пальба, а барабанные залпы в стену. Руки Анны, руки Кати над клавишами застывают, на сыновей Осталова сердито-взволнованно смотрит, хоть не виноваты ни в чем, но стыдно им сразу. Грехи есть, и головы в шеи вжимают. Оправившись, уверенно и нагло взглядывают. Анна не на них уже, а на стену уставилась, и глаза ее моргают часто-часто. «Что это?» — спрашивает Сережа. «Не знаю», — Осталова в ответ, словно ее отрывают от дела, а сама смотрит на стену. Диван у стены. Шкаф. Комод. На нем аквариум. Фотографии собак присобачены к обоям пластилином. Репродукция «Юдифи» на кнопках. А в стену — очередью пулеметной — стук. Не выдержав напряжения, Дима вылетает из комнаты и заглядывает к Леве. В позе распятого к стене спиной примкнул он, а Валя мечет в него цвета неспелого миндаля яблоки.