— Здорово… Одно только плохо — я в городе живу. Там родников нет, да и с солнцем тоже не подгадаешь: зимой оно всходит поздно, летом, в белые ночи, вообще не садится.
— А вот тут ошибаешься. И в городе можно ходить по воде. Ванна есть, душ есть? Открыла холодную воду, положила душ так, чтобы образовался ручеек, разулась и ходи с молитвой туда-обратно. С восходом тоже просто: нужно только делать это с утра, пока солнце в зенит не вошло. А сумерки у вас или светло уже — значения не имеет. Главное, чтобы вода текла с востока на запад. Вот с этим единственная сложность быть может — ваши-то, городские дома, не по уму строят, а тяп-ляп. Стороны света не соблюдают, планировку делают кривую, бестолковую. Отсюда и жизнь идет вкривь да вкось. Ну да ничего. Если с востока на запад струю направить никак не получается, тогда сделай, чтобы вода текла с юга на север, или с юго-востока на северо-запад. Но никогда — с севера и с запада. Эти направления — обратные. С них ходьбу начинают только в особых случаях. А молитву читать надо ровно сорок раз.
— Да как же просчитать сорок раз? Если высчитывать, то как раз и запутаешься…
— А ты себе сделай лестовку — шелковый шнурок, а на нем сорок узелков завяжи. Взялась за узелок — прочитала молитву один раз. Или купи себе четки с сорока бусинами. Потом, когда привыкнешь, будешь сама чувствовать, как сорок раз начитаешь.
— А камушки? Если их в ванну набросать, можно покрытие испортить…
— И тут проблема решается. Есть же коврики массажные — иппликатор Кузнецова, например. А еще лучше, циновку грубую постелила — и ходи.
Я записала порядок ритуала.
— Домна Федоровна, а все-таки, как это упражнение связано с Казачьим Спасом? Казачий Спас это что, система таких упражнений?
— Упражнение, Дарья, это когда ты бездумно руками-ногами туда-сюда мотаешь. А такое хождение по воде, скорее, ритуал оздоровительный. Ты ведь не только тело тренируешь, ты дух свой укрепляешь словом молитвенным. Что ж до системы… пожалуй, теперь уже можно и системой называть.
— Теперь?
— Ну, с тех пор как бабка Оксинья все ритуалы, с вещим словом связанные, по тетрадкам расписала.
— А кто она была, бабка Оксинья? Бабушка ваша?
— Бабушка. Двоюродная. Деда моего сестра. Сила ей была Спасом дана особая — словом могла и кровь унять, и пожар потушить. А еще грамотейкой была, вроде тебя — тоже все на свете записать хотела. Книжная была женщина, и верующая шибко. Молитвами лечила и наговорами. От нее два сундука тетрадей осталось да книжек рукописных.
Где-то внутри меня засвербело: пробудился исследовательский зуд.