Экспансия – III (Семенов) - страница 228
— Есть конкретные предложения?
— В определенной мере… Часть материалов я уже для вас приготовил, а часть придется собрать вам… Меня, например, интересует, как Роберт Макайр комплектует разведывательное управление, основные тенденции…
— Не проблема, это я выясню завтра же. Что еще?
Даллес грустно улыбнулся:
— А ничего… Просто я очень рад, что такой чистый романтик и флибустьер занялся делом, которое принесет много пользы этой стране…
— Макайр — ваша креатура?
— Чепуха, — Даллес пыхнул трубкой. — Он креатура Гувера, но уж никак не моя.
Визнер понял, что получил свободу рук, — ему было известно, что раньше Даллес поддерживал Макайра; значит, что-то произошло, пахнет комбинацией, нет ничего прекраснее комбинации, это посильнее наркотика.
Через три дня Визнер сообщил Даллесу, что Макайр работает на износ, день и ночь проводит в доме; переместил либерала из «Лиги плюща» Рэйнолдса в Люксембург: слишком «радикален, пусть пересидит крутые времена подальше от Комиссии по расследованию, место тихое, но интересное, рядом Париж, может катать туда на отдых»; засунул в архивное управление Айвэна Полычко, натурализовавшегося украинца, мать и вовсе русская, а тот сидел на самых узловых проблемах, в ОСС пришел вместе с Донованом, ас.
Визнер говорил об этом, как всегда, весело и шумно, прекрасно понимая, что доставляет боль Даллесу, — речь шла о его людях, которые работали под ним не один год; тем не менее Аллен, пыхнув трубкой, ответил, что, видимо, Макайр руководствуется здравыми соображениями, не может же он просто так, за ради живешь, задвигать в угол талантливых людей: «Не будьте к нему строги, Фрэнк…»
— Не буду, — пообещал Визнер, — как скажете, большой босс с трубкой мира! Кстати, он предложил Марку Липшицу отправиться на Ямайку, пришло сообщение, что дедушка и бабушка Липшица дома говорят по-русски, только в синагоге говорят на исковерканном идиш…
Липшиц был посажен Даллесом на планирование долгосрочных комбинаций, узловой пост; тем не менее Аллен снова усмехнулся:
— Это уж по вашей линии, Фрэнк, боритесь за единокровца, сам бог велел!
— А вы-то к нему как относитесь?
Даллес задумчиво переспросил:
— Как я отношусь к нему? Черт его знает… Особой симпатии я к нему не испытываю, но вам без него будет трудно, ума палата, поразительная информированность, терять таких людей неразумно.
После разговора с Визнером, походив по квартире, Даллес надел скромный пиджак — на плечиках штопка, — вышел на улицу, купил билет на сабвэй и долго катался под огромным городом, угадывая, какой район проезжает вагон, по тому, кто стоял на перроне; легко определил Гарлем; еще проще дело с улицами, где жили китайцы; наслаждаясь, слушал их быстрый говор; пуэрториканцы отчего-то были всюду: откуда такая страсть кататься в метро?! Видимо, не могут найти работу, бедненькие… Все же это глупо — не брать человека на завод или в мастерскую только потому, что он похож на Монтигомо Ястребиный Коготь; расизм — государственный предрассудок отсталых наций… Страшно: после того, как Гитлер уничтожил шизофреников, нация — как утверждает профессор Климс — поглупела… Видимо, психически больные люди угодны цивилизации; вполне допустимо, что мы кажемся им больными, они ведь живут в своем мире, возможно, он прекрасен и красочен, интереснее нашего. Пусть шизофрениками будут художники и музыканты; другое дело, когда больные люди становятся организаторами науки, политики и производства, особенно если у них сдвиг на национальной почве, фатальная ненависть к какому-то народу, — сколько Карданов, Кювье и Ньютонов может быть среди этих несчастных пуэрториканцев?!