Двери отворились, Росарио, сопровождаемый шофером, подошел к Штирлицу; тот поднялся, склонив голову в полупоклоне.
— Где здесь доктор Хуан Пла Фонт? — спросил Росарио.
— А, это вы к нему? — Штирлиц поднялся.
— Сеньор профессор Пла Фонт велел мне проводить вас, пожалуйста, в лифт…
— Он там один? — спросил Росарио.
— Нет, сеньор, у него какой-то коллега, тоже занимается лечением глаз…
— Идите в машину, — сказал Росарио шоферу.
— Лучше я провожу вас, дон Хосе, — ответил шофер. — Передам де Лижжо, а потом вернусь в автомобиль.
— Я провожу сеньора, не волнуйтесь, — сказал Штирлиц, открыв дверь лифта. — Можете отдыхать в автомобиле…
— Ничего, — ответил шофер, — я не устал.
И первым двинулся к лифту, придерживая Росарио под локоть.
Ну и что, спросил себя Штирлиц. Все кончено? Пристрелишь мерзавцев и уйдешь? Разве это месть? У приговоренного к расстрелу самые страшные часы начинаются, когда он ждет ответ на апелляцию, он живет надеждой, впадает в ужас, строит радужные планы, плачет, постоянно ощущая при этом, как страх постепенно разлагает его, превращая в животное… Нет, если я смогу пристрелить их, это не будет местью… А что же сейчас случится? Ведь у тебя только два ремня, чтобы связать Росарио, на шофера не хватит… Да к тому же он крепыш, сильнее меня… И он наверняка войдет в квартиру, чтобы сдать Росарио с рук на руки профессору; а у меня пустая прихожая… И включен приемник, настроенный на ту станцию, которая передает вечерний радиоспектакль — с погонями, криками и стрельбой… Вот что значит планировать операцию, проецируя ее на свои поступки, сказал себе Штирлиц, всегда надо проигрывать роль за противника, а уж исходя из этого, придумывать свою линию поведения… Ты проиграл, Штирлиц. Ты погиб. И нет мне прощения за это, правда, ящерка? Я так хотел отомстить за тебя, зелененькая моя… Прости…
Роумэн, Синатра (Нью-Йорк, сорок седьмой)
Фрэнк Синатра гордился своим отцом; выходец из Италии, он влачил жалкое существование на окраине Нью-Йорка, семья ютилась в полуподвале — спальня и кухня пяти метров; один из «усатых»[29] заметил, как ловко Синатра кидал с повозки тяжелые мешки; мышцы его играли, силища.
— Эй, поди-ка сюда, — сказал «усатый». — Иди, иди, не пожалеешь.
Синатра спрыгнул с повозки, улыбнулся:
— Я догадываюсь, кто ты, но в ваши игры не буду играть, чту бога.
— Дурак, — изумленно сказал «усатый». — Меня зовут Витторе, я принимаю ставки на соревнованиях по боксу, почему бы тебе не прийти в мою школу атлетов и не постучать кулаками по груше? Один хороший бой даст тебе больше, чем два месяца работы на этом вонючем складе.