Вскоре после окончания постройки винокуренного завода дядя Петр умер от туберкулеза. Здесь в Ганчештах семья наша прибавилась: родились в 1877 г. сестра Софья, в 1879 г. — сестра Елена, 12 июня 1881 года родился я и в 1883 году родилась моя младшая сестра Мария. От этих последних родов умерла моя мать. Отец наш из любви к нам, детям, несмотря на сравнительную еще молодость, отказался жениться второй раз, и мы, дети, были сданы на руки нянькам и мамкам. Отец по целым дням был занят на заводе, и наше детство проходило под наблюдением личностей, очень мало интересовавшихся потребностями нашей детской души. Я в своей жизни не знал могучей, чарующей, сладкой, несравнимой и ничем не заменимой женской ласки и любви — ласки и любви матери. Суровая судьба и этого меня лишила…»
Далее Котовский рассказывает о своем отце. Пребывание в тюрьме, а именно в это время писалась автобиография, настраивало на грустные воспоминания. Отец предстает из них олицетворением доброты и вместе с тем человеком в высшей степени строгим, даже суровым. Редко на его лице видел кто-нибудь улыбку. Честности он был идеальной и благодаря этому качеству пользовался полнейшим уважением всех своих сослуживцев и владельца имения. Прослужив около 40 лет, отец Котовского умер бедняком. Свою горячую, искреннюю любовь к детям он проявлял очень редко и то в очень сдержанной форме. Скончался он от легочной чахотки, которую схватил во время жесточайшей простуды: пробыв более часа в ремонтировавшемся паровом котле, из которого незадолго была выпущена горячая вода, вылез прямо на сквозной ветер потный и мокрый.
Детство и отрочество, эти самые важные годы в становлении человека, как видим, прошли у Котовского тоскливо. Они не были согреты любовью и лаской матери, к которой, как растение к лучам солнца, стремится душа ребенка. На долю Котовского, как и Орджоникидзе, Кирова, других видных подпольщиков-большевиков, выпало немного радостных дней, которые составляют счастливый удел детства. После смерти отца, когда Грише исполнилось 16 лет и он оказался круглым сиротой, чувство тоскливого одиночества стало еще острее. К этому надо добавить нравственные муки, которые мальчик испытывал от физического недостатка — сильного заикания. Впечатлительный подросток зачитывался книгами о Спартаке и Оводе, казачьей вольнице Степана Разина и самозванце Пугачеве. А тут еще и листовки, запрещенные книги и брошюры. В те годы в Кишиневе еще не было крепкого марксистского ядра революционеров, больший вес имели анархисты, и их литература чаще всего попадалась Котовскому. В воззваниях восхвалялись террор, экспроприация помещичьей собственности. Призывы к тому, чтобы принуждать помещиков и фабрикантов раскошеливаться посмелей да платить пощедрей падали на благодатную почву, подготовленную сумбурным, бессистемным чтением, стремлением подражать романтическим героям авантюрных романов.