В тот же день Котовский ворвался в Одессу и, пронесясь галопом по заполненным еще белыми улицам, карьером пошел к Днестру, чтобы зайти в глубокий тыл деникинцев и перерезать им последний путь отступления. В районе Тирасполя он зажал не менее 10 тысяч солдат, офицеров, юнкеров, скопившихся в холодную ночь на снежном берегу Днестра. На ту сторону реки не пускают румыны, от Одессы жмет Котовский. Он предлагает зажатым на льду белым сдаваться в плен. Комбриг принимает пленников именно так, как, вероятно, читал в каком-либо приключенческом романе. Вымахнув на знаменитом Орлике перед строем побледневших пленных и красуясь перед своей тоже выстроенной бригадой, произнес сумбурную речь, о которой свидетели писали, что это речь «необъятной широты» русского человека. И хотя за взятие Одессы грудь Котовского украсил второй орден Красного Знамени, кое-кто из реввоенсовета неодобрительно назвал поведение Котовского в ситуации с белыми на льду Днестра под Тирасполем «дворянско-русским» жестом.
Кавбригада Котовского была отведена на отдых. Но уже через две недели комбриг получил новый боевой приказ и походным порядком двинулся к Жмеринке, навстречу белополякам. Потом были бои у Белой Церкви, совместный с Буденным поход на Львов. Командование фронта — Егоров и Сталин — бросало кавбригаду в прорывы, и уж тут Котовский давал волю русскому красному размаху. Казалось, Львов вот-вот будет взят, осталось несколько переходов, но под самой галицийской столицей конные лавы получили приказ немедленно поворачивать на север, спасать общее положение уже обессиленных под Варшавой войск Тухачевского. По 50 километров в сутки неслась красная конница, но не успела — Красная Армия уже откатывалась от стен Варшавы. Котовскому, привыкшему с гиком, свистом, улюлюканьем, сверкая шашками, нестись победными атаками в прорывах и по тылам противника, пришлось вести тяжелейшие арьергардные бои, прикрывая отступающую красную пехоту от наседающих польских уланов. Котовский и в этих условиях оставался Котовским, умудрялся наносить поражения, сшибал и разметал все на своем пути.
И тогда лучший польский конный корпус генерала Краевского получил приказание истребить стоявшую поперек горла кавбригаду. Ее окружили полным кольцом, зажали в клещи близ Кременца, на лесистом холме — Божьей Горе. От отрезанных конников не было ни слуху ни духу, и командование Юго-Западного фронта исключило из списков боевых единиц бригаду Котовского, считая ее полностью уничтоженной. Из ловко расставленного генералом Краевским капкана, казалось, не могла ускользнуть ни одна живая душа. Если бы не густой лес, котовцы, вероятно, все полегли бы там. Через трое суток непрерывных схваток, потеряв больше половины людей и лошадей, Котовский с большим трудом втащил на гору оставшиеся пушки, тачанки с пулеметами и лазаретные линейки. Пять раз подъезжал к холму польский офицер с белым флагом, предлагая почетную сдачу, и каждый раз возвращался ни с чем. Кончились продукты.