Когда мы залегли, Щорс повернул ко мне голову и говорит:
— Ваня, смотри, как пулеметчик метко стреляет.
После этого Щорс взял бинокль и начал смотреть туда, откуда шел пулеметный огонь. Но прошло мгновение, и бинокль выпал из рук Щорса, упал на землю, голова Щорса тоже. Я окликнул его:
— Николай!
Но он не отзывался. Тогда я подполз к нему и начал смотреть. Вижу, показалась кровь на затылке. Я снял с него фуражку — пуля попала в левый висок и вышла в затылок. Через пятнадцать минут Щорс, не приходя в сознание, умер у меня на руках».
Итак, пуля настигла Щорса в расположении полка Квятыка. По версии Дубового, стрелял пулеметчик с железнодорожной будки. Получается, начальник дивизии и его заместитель прибыли незамеченными в полк Квятыка и сразу же направились в залегшие цепи красноармейцев? Неужели приехавших высоких командиров никто не сопровождал? Был ли еще кто-нибудь рядом со Щорсом, кроме Дубового, в тот роковой день?
Поиски других очевидцев становились все более настойчивой необходимостью. Главный свидетель чего-то явно не договаривал. Большие сомнения в правдивости его воспоминаний заронила судебно-медицинская экспертиза 1949 года, доказавшая, что пуля вошла в затылок и вышла в области левой теменной кости, а не наоборот, как утверждал Дубовой, и что выстрел был произведен с очень близкого расстояния, предположительно с 5 —10 шагов. Эксперты допускали, что пуля по своему диаметру была револьверной. Неужели Дубовой темнил насчет пулеметной?
Искать! Надо искать других свидетелей! Не может быть, чтобы командир полка не знал о прибытии в расположение своей части начальника дивизии!
Квятык Казимир Францевич… Архивные данные скупы: поляк, из семьи варшавского железнодорожника, что особенно сдружило со Щорсом, отец которого тоже был паровозным машинистом. Тридцатилетний комполка треть своей жизни прогремел кандалами по всей ближней и дальней Сибири, испробовал Александровский централ, нерчинские рудники и амурские каторжные стройки. Бунтарь по духу, террорист, избежавший из-за малолетства смертного приговора за покушение на жизнь варшавского губернатора, комкор Квятык разделил горькую участь тех, кого перемололи страшные жернова репрессий тридцать седьмого года.
Уйма времени ушла на поиск печатных трудов Квятыка. Напрасные усилия — никаких следов. Был человек — и нет человека. И вдруг, когда, казалось, пропала последняя надежда, — неожиданная крупная удача! В подшивке украинской газеты «Коммунист» за март 1935 года — не верю своим глазам! — небольшая заметка бывшего командира Богунского полка К. Ф. Квятыка о роковом для Щорса дне. «30 августа на рассвете, — восстанавливает события шестнадцатилетней давности боевой товарищ Щорса, — враг начал наступление на левый фланг фронта, охватывая Коростень… Штаб Богунского полка стоял тогда в Могильном. Я выехал на левый фланг в село Белошицу. По телефону меня предупредили, что в штаб полка в с. Могильное прибыли начдив тов. Щорс, его заместитель тов. Дубовой и уполномоченный реввоенсовета 12-й армии тов. Танхиль-Танхилевич. Я доложил по телефону обстановку… Через некоторое время тов. Щорс и сопровождающие его подъехали к нам на передовую… Мы залегли. Тов. Щорс поднял голову, взял бинокль, чтобы посмотреть. В этот момент в него попала вражеская пуля…»