Американский же термин более точен, если можно так выразиться, генетически: он содержит в себе отсылку к творчеству одного из родоначальников жанра НФ Жюля Верна, называвшего свои произведения «романы о науке». Именно так понимались функции научной фантастики в советское время: сначала на нее возлагалась задача популяризации новейших достижений науки и техники, а затем задача создания правдивого образа человека коммунистического будущего. В этот период сам термин «научная фантастика» подспудно содержал в себе противопоставление фантастике западной - «ненаучной», и даже «антинаучной», то есть не соответствующей марксистско-ленинской идеологии.
Для того, чтобы подчеркнуть эти различия, советские критики и литературоведы неоднократно предпринимали попытки подобрать адекватную замену термину «научная фантастика». При этом они расширяли список писателей-фантастов, пополняя его именами тех, кто работал в этом жанре еще до наступления «эпохи исторического материализма»: Жюль Верн, Герберт Уэллс и др..
Например, Ю. Кагарлицкий делил всю фантастику на реалистическую фантастику (или фантастику жюль-верновского типа) и фантастику уэлсовского типа. Особенность последней он видел в специфике построения образов, тяготевших к романтической поэтике: «Белесые согнутые фигуры морлоков, их хищные повадки и горящие в темноте красным светом глаза заставляли вспомнить всех инферналий, каких только порождала народная фантазия - ад. И вместе с тем это «индустриальный» ад с его «адской кухней», где грохочут в темноте непостижимой сложности машины и «адской столовой», где морлоки пожирают разложенные на оцинкованных столах - как в анатомическом театре человеческое мясо. Это был образ романтический, глубоко уходящий корнями в народное сознание и фольклор, и вместе с тем совершенно лишенный традиционности» [Кагарлицкий 1971: 107]. В другой трактовке определение «реалистическая» стало применяться по отношению к фантастике, не обладающей чертами политического памфлета, - в качестве примера последней можно привести повесть Лазаря Лагина «Майор Вэлл Эдью», созданную по мотивам «Войны миров» Герберта Уэллса.
Неприятие многими литературоведами термина «научная фантастика» объясняется рядом причин. Одна из причин заключается в том, что употребляемое по отношению к фантастике определение «научная» основательно дискредитировало себя в советское время в связи с т.н. «теорией ближнего прицела» (подробнее см. п. 1.3.). По мнению некоторых исследователей научной фантастики и писателей-фантастов этот термин не проясняет сущности жанра и накладывает на писателей-фантастов неоправданные жанровые ограничения. Так, Т.В. Чернышева, один из самых известных советских «фантастоведов», отмечает: «Названия «научная фантастика» в последние годы исследователи деликатно избегают, поскольку выяснилось, что в научной фантастике подлинно научного материала не так уж много и с каждым годом становится все меньше, науку в фантастике с успехом заменяет псевдонаука» [Чернышева 1979: 211]. Определение «научная» представлялось Т.В. Чернышевой слишком узким, не вмещавшим в себя всего многообразия тем и направлений, сложившихся в советской фантастической литературе. В частности, научной фантастике противопоставлялась фантастика, которую исследователи называли социальной, философской, а также социально-философской. Для нас очень важно то, что родоначальниками социально-философской фантастики в советской литературе считались братья Стругацкие.