Тропинка осыпается под тяжелыми ботинками на рифленой подошве. Темно-красные комки сыплются вниз, разбиваясь о корни. Я бросаю злой и короткий взгляд, не замечает, черт! Эта тварь привыкла к слегка саднящим, дразнящим расставаниям. Нежная платина волос и весеннего неба глаза, вот что вводит в заблуждение, но тварь - лучшее определение для него. И я ненавижу себя за то, что смею думать так.
Но знаю, он не вернется, а я не использовал вечер до дыр и более не интересен. Прощание безнадежно скомкано моей безынициативностью. Сам виноват! Я безнадежно виноват во всех этих месяцах стертых с лица поцелуев, месяцах пряного шафрана под тонкой тканью льняных простыней... Безумные дни телефонных звонков, ревности, сжатой в пружину, спрятанной внутри. Я яростно вращаю назад стрелки часов на циферблате моей памяти. Я воскрешаю нас в обратно-посекундном темпе. А вслух молчу, храня для памяти его безмятежную улыбку. Его поцелуи еще не остыли на моих губах, а глаза - уже да! Для такой нервной и тонкой твари возмутительно спокойствие на пороге прощания! Неужели я так скоро стал для него лишь засушенным цветком в любовном гербарии? Чувствует ли он хоть что-то сейчас, в эти минуты?
На этот раз мне действительно больно. Я ловлю его/свою боль глазами и топлю в черных омутах наших зрачков. А в небесной глади покой. Я веером раскидываю воспоминания, изящные гравюры наших дней: там остались цветные айсберги подтаявшего мороженого и теплый песок тропинок. Винный вкус его губ, сандаловый запах ключичной впадины. Разве нельзя изменить хоть что-то, меня всегда чуточку не хватает встать поперек обстоятельств. Мои тонкие руки не готовы хватать птицу удачи за хвост. Свобода обернулась выбором, я делаю его в пользу обстоятельств, лишь потому, что меня научили: так поступать разумно. И я, истинный англичанин, голосую за традиции, нет опрометчивым решениям. А тебе, беспечному вольному американцу испанского происхождения, не даются эти рассуждения, и ты злишься. Готовый беззаботно загубить нас, скоропалительно воображаешь себе рай в шалаше. А я почти поверил твоему необузданному воображению, не хватило жеста. Жаль?
Я задыхаюсь, вспоминая: прямую спину, вспоротую узким рубцом позвоночника, прилипшие ко лбу пряди, солоноватые губы и полузадохнувшееся: да. Я схожу с ума, смотря, как подпрыгивает ниспадающая на глаза челка в такт его шагам. Еще не рожденное криком: не отпущу - умирает. Черт тебя побери, Джеймс. Тебе лучше было не приезжать. Не царапать свое белое северное тело в жестких зарослях терновника, не гладить мощные холки моих быков. Даже седло, мое седло, хранит твой след. И теперь ты, как последняя бесчувственная блядь, спешишь на свой блядский самолет. Ему, самолету, ничего не стоит перенести тебя через океан. Я мечтаю о дерзкой выходке террористов.