„Не доверяют, что ли? Или чинить нечего? Или вся мебель в полной исправности?"
Бабушкин прошёл в другую комнату, к жене, и сказал:
Паша! Что тебе смастерить для хозяйства?
Какое уж тут хозяйство! — откликнулась жена, — Стол, стул есть — и ладно!
Она привыкла вместе с Бабушкиным кочевать из города в город. Где уж тут обзаводиться мебелью!
„Сделаю-ка я табуретку, — решил Бабушкин. — Для практики. И в доме пригодится".
А потом подумал: „А зачем табуретку делать?"
Бабушкин любил работу тонкую, сложную. Чтоб не только руки, но и голова трудилась. А табуретка — эка невидаль! Сработать бы что-нибудь похитрее!
Походил-походил из угла в угол и решил: „Сделаю-ка я скамеечку. Но не простую, а с секретом".
Отыскал он в мастерской доску. Толстую-толстую. Отпилил от неё кусок. Рубанком его зачистил. Это сиденье будет. Потом рейку нашёл. Четыре куска от неё отпилил — для четырёх ножек. Закруглил ножки, стали они гладкие, словно полированные.
А потом стал делать самое сложное — „секрет".
Выдолбил стамеской отверстия для ножек: дра на одном конце доски, два — на другом. Сделал он эти дырки очень глубокими. Потом взялся за самое хитрое: внутри доски соединил эти отверстия между собой широким „коридором". Этот „коридор" внутри сиденья — словно скрытый ящичек. Туда можно спрятать маленькую вещицу, и уж никто-никто не найдёт.
В этом-то и заключался „секрет".
Взял Бабушкин несколько подпольных листовок — такие листовки писали революционеры, звали в них народ восстать против царя, — свернул эти листовки трубочкой и засунул в тайник.
Вставил ножкивотверстия. Проверил.
Ножки держались крепко и выходили из дыр с трудом.
„Вот и хорошо!" — подумал Бабушкин. Сел на скамеечку, нарочно покачался из стороны в сторону. Прочно держится!
Бабушкин позвал жену.
Моё первое столярное изделие! — гордо сказал он. — Ну как, нравится?
ПрасковьяНикитична мельком глянула на „изделие", не понимая, чего муж так радуется.
Скамейка как скамейка, — сказала она. — Покрасить не вредно бы.
Покрасить-то покрашу, — перебил Бабушкин. — А ты ничего не замечаешь? Гляди лучше.
Прасковья Никитична внимательно осмотрела скамеечку, повертела её и так и этак.
Царапина вот, — неуверенно проговорила она. — А тут, кажись, глазок. От сучка.
Царапина! — засмеялся Бабушкин.
Перевернул скамеечку, положил её сиденьем на пол,
упёрся в доску сапогом и с силой потянул к себе одну ножку. Она медленно, со скрипом вылезла.
Ну, гляди, — сказал Бабушкин.
Жена осмотрела сперва ножку, потом — дырку в доске.
Чего глядеть-то? — спросила она.
Тогда Бабушкин сунул пальцы в отверстие. „Оп-ля!" — и, как фокусник, вытащил из потайного „коридора" запрещённые листовки.